По закону присяжные не должны общаться ни с кем из посторонних людей во время процесса, чтобы избежать любой возможности давления или какого-либо влияния со стороны. Они должны быть сосредоточены только на изучении представленных сторонами доказательств. Объективность — вот главное качество любого судьи, в чьих руках судьба других людей. А ведь присяжные заседатели — не только не профессиональные судьи, но даже не профессиональные юристы. Им труднее оценивать доказательства — в юридических вузах этому учат в течение нескольких лет, а присяжные получают лишь инструктаж. Им важно отвлечься от всего и принять взвешенное решение в спокойной обстановке.
Присяжные не должны общаться ни с кем из посторонних людей во время процесса, чтобы избежать любой возможности давления или какого-либо влияния со стороны.
Но какая же спокойная обстановка может быть под прицелом этих напряженно горящих глаз? Здание военного суда не оборудовано таким образом, чтобы присяжных заседателей можно было изолировать от родственников и друзей подсудимых. Они встречаются с ними в коридоре во время каждого перерыва. Туалет — общий, место для курения — тоже. К присяжным подходят вплотную, пристально их разглядывают, запоминают. Иногда приглашают к разговору, при этом делая всевозможные намеки. Дескать, сейчас вас закон охраняет, но так будет не всегда. А земля круглая, мы еще можем встретиться, найти человека даже в таком большом городе, как Москва, не составляет очень уж большого труда — вот Политковскую же нашли…
Все это мало способствует бодрости духа и олимпийскому спокойствию, которое надо сохранять при вынесении вердикта. Мало того, что на присяжных оказывалось давление на суде, они еще каждый день сталкивались с истерикой адвокатов, которую те устраивали в СМИ, обвиняя в убийстве не конкретных людей, а некую власть без объяснения мотивов.
Или вот еще характерный эпизод того процесса, наглядно демонстрирующий давление адвокатов на присяжных при полном попустительстве судей. Дело в том, что пистолет, найденный на месте убийства, был изначально направлен на экспертизу для определения ДНК преступника. Но биоматериала на рукоятке оказалось настолько мало, что невозможно было определить не то что ДНК конкретного человека, но хотя бы принадлежность по половому признаку. Поэтому заключение этой экспертизы не имело особого доказательственного значения для следствия. Но адвокаты, в отсутствие фактов для защиты подсудимых, решили воспользоваться именно этой экспертизой, вольно интерпретируя ее результаты. Они убеждали присяжных, что раз в заключении не указано, кому принадлежит ДНК — мужчине или женщине, то это, скорее всего, была женщина, тогда как следователи искали только мужчину! Разумеется, у следователей к тому моменту уже была совокупность других доказательств, подтверждающих, что стрелял именно мужчина. И утверждать, что это была женщина — полный абсурд! Но, размахивая перед и без того запутанными неизвестными терминами присяжными этой экспертизой, адвокаты сделали свое дело и закрепили в их сознании еще один неверный вывод, основанный на эмоциях, а не на фактах. Ну а суд, вместо того чтобы призвать адвокатов соблюдать установленный порядок и отвергнуть представленный с нарушением довод, промолчал.