За что мы боролись в искусстве – все наше, все в целости.
Мы, как говорится, в почете, в соку и в седле,
А все-таки жаль: нет надобности больше в смелости,
Чтоб всем заявить о рожденье своем на земле.
Успехами мы не кичимся своими огромными,
Умеем быть скромными даже в торжественный час.
А все-таки жаль, что не будем мы больше бездомными
И общий костер согревать уже будет не нас.
Премьера одна на ходу, а другая вынашивается.
Чего же нам больше, Господи, как повезло!
Машины нас ждут, Александр Сергеевич напрашивается.
Пожалуй, излишне, чтоб что-нибудь произошло…
Нет, нет! Этой песенке свой час, а сейчас, летом 1960 года, нам больше подходит его другая замечательная песенка:
А мы швейцару: отворите двери,
У нас компания веселая, большая,
Приготовьте нам отдельный кабинет!
«Четвертый»
Нам стали открывать двери разных домов, может быть, даже слишком разных, и в этом тоже нужно разобраться. «Современник» становился модным театром, в чем были, как водится, свои плюсы и свои минусы. В. Кардин правильно писал, что многие хотели «прибрать к рукам молодых ребят, ершистых до неприличия…».
Первым из таких был МХАТ – опекуны. Когда произошел разрыв с ними, любезно предложил помощь и покровительство Н.П. Охлопков, который хотел даже дать крышу молодым студийцам: позволил репетировать в Театре Маяковского. Не сговорились.
После сезона 1960 года, после скандального «Голого короля», после закрытия «Чудотворной» (название первого варианта «Без креста»), когда драматург А. Салынский спас театр статьей в «Литературке», нам деликатно, но, видно, в расчете на благодарность, была предложена его пьеса – нет, и ее отвергли. Наставляли нас на путь истинный разные умудренные опытом мужи и дамы из вышестоящих организаций, кто помягче, кто пожестче. Но, как говорится в сказке о Колобке. «Я от дедушки ушел, я от бабушки ушел, а от тебя, серый волк, и подавно уйду…» Однако от серого волка уйти оказалось как раз непросто. На то он и «серый», а не «белый» и не «черный»: не простейшего, не плакатного цвета. А «Современник» еще плохо разбирался в оттенках и полутонах.
После долгого добровольного отсутствия в Москву из Средней Азии вернулся Константин Симонов. Говорят, что он уехал в Ташкент сразу после самоубийства А.А. Фадеева, отказавшись от всех своих многочисленных постов и общественных дел. Вдали от столичной суеты он «переосмыслил» время и свое место в нем – так говорили те, кто взял на себя труд познакомить театр «Современник» с живым классиком. Когда мы шли к Константину Михайловичу, то уже знали, что у него есть пьеса, пьеса о себе, о своей непростой судьбе и что он почему-то хочет, чтобы именно «Современник» ее поставил. «Разве он бывал у нас?» – «Нет, но ему подробно о вас рассказывали. Идите обязательно. Это то, что вам нужно. Он многое передумал, написал новый роман о войне и пьесу…» Пошли. Ефремов, Волчек, Евстигнеев, Кваша и я.