Рисунки на песке (Козаков) - страница 145

Впрочем, наутро во дворе уже все знали про ночной визит. Двор был оцеплен, детей даже не пустили в школу, чему они, как все нормальные дети, были несказанно рады. Об этом много лет спустя мне рассказала моя приятельница Зина Попова, жившая со своей мамой Марией Поповой, пулеметчицей легендарного Чапаева, в том же доме.

Кавтарадзе разбудил жену:

– Софочка, вставай! К нам гость пришел!

– Сережа, ты пьян… Голубчик мой! Где ты был?

– Софочка, я не пьян, то есть я выпил, но это не важно. Вставай, к нам Коба пришел!

Сели за стол втроем. Полковник, сопровождавший Сталина, торчал в коридоре. Сергей Иванович попробовал было уговорить его примкнуть к трапезе, он упорно отказывался, а на повторное приглашение отрезал:

– Товарищ Кавтарадзе! Я свое место знаю!

Софье Абрамовне недолго пришлось извиняться за скудость стола. Через полчаса, а может, и раньше, охрана притащила горячие шашлыки, лобио, сациви и прочую снедь, очевидно, из «Арагви», – хотя один Бог знает, кто и когда смог ее приготовить в пять утра.

Как водится, хозяин, исполнявший у себя в доме обязанности тамады, произнес первый тост за гостя. Выпили. Поцеловались. Преломили хлеб. Потом – за хозяйку. Сталин, приняв «аллаверды», сказал о женах, которые умеют делить с мужьями их нелегкую жизнь и быть верными при всех обстоятельствах. Потом обнял Софью Абрамовну за плечи и тяжело вздохнул:

– Намучилась, бедненькая.

Выпили еще. Опять за Сталина, за Грузию, за молодость. Вспоминали. Пили. Смеялись. Снова пили. Снова грустили о молодости. И опять пили. Проснулась Майка, и ее усадили за стол, выпили и за нее тоже. Сталин поцеловал девочку, усадил на колени:

– Так это ты и есть пионерка Майя Кавтарадзе?

Стало понятно, что письма девочки до Сталина дошли…

Через день семья Кавтарадзе переехала в стометровую квартиру в новом доме на Фрунзенской набережной. Вскоре Сергея Ивановича назначили заместителем министра иностранных дел. Министром тогда был В.М. Молотов.

После войны, прогуливаясь с Сергеем Ивановичем по саду и подрезая ножницами куст, Сталин вдруг резко обернулся и зло бросил:

– А все-таки ты желал моего падения, когда примкнул к враждебной мне платформе!

На этот раз обошлось. Кавтарадзе не посадили, а отправили в почетную ссылку. Послом в Румынию…

Я хорошо запомнил весь этот рассказ еще и потому, что слушал его не единожды: в 1968 и 1969 годах гостил у старика на его прелестной дачке в Цхнети под Тбилиси. Он, бывший тогда уже на пенсии, не мог, конечно, отделаться от таких воспоминаний.

Сергей Иванович вообще обладал поразительной памятью. Рассказывая о событиях сорокалетней давности, точно называл имена, подробнейше восстанавливал детали, связанные с бытом или людьми, вплоть до речевых интонаций или покроя одежды. Очень жалею, что по свойственному многим из нас легкомыслию не записал его рассказов тогда, по свежему следу, ведь с его смертью исчезли какие-то невозвратимые подробности нашей общей истории. Отчасти – только отчасти – искупаю свою вину, записывая время спустя, по памяти. И, любя Сергея Ивановича, будучи за многое ему благодарным, отмечаю то, что и тогда меня горестно, хотя еще и смутно удивляло: какие бы страшные факты, какие бы изуверские подробности ни приводил он, говоря о Кобе, в его рассказе всегда чувствовалось глубокое уважение к Иосифу Виссарионовичу…