У «зарубежного друга» вопросы, конечно, есть, но и времени у нас предостаточно – двое суток, так что с кардинальными вопросами не тороплюсь.
– Ну, а все-таки, как вы поживаете?
– Как я поживаю? Как видишь – курю «Голуаз», пользуюсь, как всякий нормальный француз, одноразовой зажигалкой, ношу скромный джинсовый костюм и кепи… Сейчас мы с тобой что-нибудь закажем… Нет, внутрь кафе входить не надо. Он сам к нам подойдет.
Действительно, официант как из-под земли вырос. Виктор Платонович обращается к нему по-французски, говорит медленно, будто подбирая слова.
– Ты что-нибудь пить будешь? Я сейчас в завязке, после больницы.
– Нет, Платоныч, я обойдусь. Закажите лучше кофе.
– Кофе я уже заказал. А поесть?
– Ничего не хочу.
Официант уходит.
– Стало быть, вы лежали в больнице?
– Да.
– А сейчас как?
– Сейчас нормально… Живем мы с Галей в двух шагах отсюда. Квартирку мою ты наконец увидишь. Работаю. Написал уже книжонку о Париже…
– «Записки зеваки»? Знаю. Читал. Здорово.
– Я рад. Значит, у нас меня читают?
– Если повезет.
– А Солженицына «Бодался теленок с дубом» читал?
– Нет.
– Хорошая книга. Конечно, там все, как всегда у него, – через свой пуп. Эгоцентризм невероятный, но книга хорошая. Особенно хорошо получился портрет Трифоныча. Написано с любовью к нему. И с пониманием. Хотя главы есть страшненькие. В общем, сам прочтешь. Хотя прости, о чем это я? Книга толстая, тут не успеешь, а с собой я бы тебе дал, но не нужно рисковать, прошмонать могут…
– Да, Платоныч, я уж обойдусь. Потом как-нибудь, рано или поздно прочту.
– Лучше, конечно, рано… Вот, понимаете, Миша, – перешел он опять на жаргон, – есть и некоторые преимущества парижского образа жизни. Этому правительству глубоко насрать, кто и что читает и читает ли вообще. Ему важно, чтобы вы платили подоходный налог, не слишком нарушали общественный порядок, а что вы читаете, пишете или думаете, это ваше частное дело. Здесь я отвык от стукачей, могу кричать, что, скажем, Жискар д’Эстен или Никсон – говно.
– Это и я могу…
Рассмеялись.
– Ладно, все это херня. Расскажи мне, как же это все-таки вышло с Генкой Шпаликовым?
Я рассказываю, что знаю о смерти Гены. У Платоныча на глазах слезы. «Страна не зарыдает обо мне, но обо мне товарищи заплачут» – шпаликовские строки.
– Да, Генка, Генка, он уже тогда в Москве мне не понравился… Генка, Генка… Что Евтух?
– А разве это еще интересно? – ответил я вопросом на вопрос.
– А Белла? А Войнович? А что «Современник»? Ты там бываешь? Что они играют? Как Олег? Как МХАТ? Что пишут, что носят, что пьют, что думают?..