Вот и мастер, игравший на сей раз Сальери и Скупого, явно ощущал сей диссонанс стихов, просодии, тона, ритма, в котором они обязаны звучать, ибо так написаны поэтом Пушкиным. Смоктуновский играет Сальери, почти не разжимая губ, боясь пафоса в правдивом швейцеровском кино. Он в тисках, он зажат ими. Он наступает себе на горло, зажимает широкое дыхание речи, пытаясь компенсировать все крупным планом, пластикой, внутренним напряжением. Напрасно. В этой картине по-настоящему во всех смыслах звучит Импровизатор – Сергей Юрский. Он, по правилам игры и характера роли артиста-итальянца-импровизатора, внятен, громок и раскрепощен.
И Владимир Высоцкий – Дон Гуан зажат сидячей реалистической мизансценой в сцене с Доной Анной в ее покоях, и весь фильм умного, талантливого М.А. Швейцера, несмотря на все усилия, – просчет по жанру и форме. Актеров винить не за что, не в них дело.
Плюшкин сыгран Смоктуновским ярко и умно. Но опять же что-то не задалось у Швейцера и с этой гоголевской поэмой. И она, несмотря на все ожидания, не прозвучала. Хотя и Гоголь там присутствовал, и с ума сходил, и рукопись сжигал, а вышло нечто вроде «Дороги» А. Эфроса. И не смешно, и не страшно, и не поэтично.
Словом, пик успеха И.М. Смоктуновского пришелся на конец 50-х, все 60-е и 70-е годы. Он продолжал играть, играл много, снимался тоже немало… Никогда не играл плохо, позорно, в позорном. Всегда в театре и кино был на уровне, но что-то стало исчезать…
Однажды Бродскому кто-то сказал: «В последнее время (речь шла о конце 80-х – начале 90-х), вы стали писать много хуже, чем в 60-е и особенно в 70-е годы, отчего?» Поэт ответил: «А кто вам сказал, что когда человек стареет, он должен писать лучше?» Что-то в этом роде. Про поэтов не знаю, поздний Тютчев и поздний Давид Самойлов или Арсений Тарковский мне по душе. И у позднего Бродского есть шедевры. Однако и это правда – играть с годами становится все труднее. Знаю теперь по себе.
Искусство, и театр особенно, – дело молодых. Почему особенно? Ты на виду. Ты сам свой товар, выставленный на обозрение почтенной публики. Всяк, кому не лень, тебя обсуждает: «Ах, как он постарел. А помните его в такой-то роли, в таком-то спектакле? Как он был хорош! Признаюсь, я была влюблена в него». И так далее в том же духе. И мы, актеры и актрисы, все это слышим, даже если это не высказывается вслух прямо в глаза. Хотя случается и такое. Особенно трудно приходится актрисам. Переход на возрастные роли воспринимается ими трудней, чем мужчинами, особенно если ты была героиней или инженю, а не характерной актрисой с младых ногтей, как Раневская или Лия Ахеджакова.