Ну ладно – немой, бессловесный, длинный, добавим от себя, спорный, скучный эпизод со свечой в «Ностальгии». Но в «Крейцеровой сонате» его герой болтает без умолку на крупном плане. Один монолог на крупешке сменяется другим, не менее длинным, не менее трудным для произнесения и безо всякого внешнего действия. Поблескивают очки, очечки, а над ними эти безумные рысьи глаза Янковского. И он говорит, говорит, говорит. Такого я в большом кино не видел, не встречал. Это ведь в конце концов не стихи перед камерой на крупном плане читать, что тоже достаточно трудно – по себе знаю. Нет, здесь играть надо, и не для телевидения, а для большого экрана.
Когда я увидел в самом большом кинотеатре Москвы «Россия», ныне «Пушкинский», лицо Олега во весь экран и поразился тому, что он сумел сделать в этом очень понравившемся мне фильме Швейцера, я позвонил режиссеру, чтобы выразить мои восторги. Михаил Абрамович, поблагодарив, сказал: «Вы, Миша, позвоните Олегу. Он, кажется, не вполне уверен в сделанном нами». И в самом деле, когда я с присущей мне, как считается, гимназической, но не наигранной горячностью стал выдавать на гора коллеге заслуженные им комплименты, Олег, хотя, наверное, ему, как всякому актеру, было приятно, выслушал меня с некоторым недоверием. «Олег, – сказал я, – на мой взгляд, это твоя лучшая роль в кино. Это вышка». – «Ты преувеличиваешь, Миша. Я как-то не уверен, не знаю». – «Олег…» – «Нет, я понимаю, что фильм неплохой, достойный. Швейцер все-таки не хухры-мухры. Но я, кажется, просрал». Олег не кокетничал. Он в самом деле в этот момент недопонимал, что сотворил в картине Швейцера. Ты, Моцарт, бог, и сам того не знаешь. «А вообще, – сказал я, – иди ты, знаешь, куда? Когда-нибудь поймешь». Не знаю, помнит ли Олег Иванович, этот счастливчик-джинн, об этом нашем давнем разговоре. Не уверен. Мне-то он запомнился хорошо. Я даже записал его в свой дневник тех лет. А затем была вручена создателям этой ленты Государственная премия. Фильм стал классикой отечественного кино. И что, бесспорно, одна из немногих действительно удачных экранизаций произведений Льва Толстого, к тому же сложнейшего его сочинения «Крейцерова соната». Сомнения Олега Ивановича можно понять. Фильмы Швейцера, как теперь сказали бы, элитарны, не для всех – это уж точно. Остается сегодня лишь ностальгически вздохнуть о тех временах, когда находились деньги на производство подобных фильмов. И трижды вздохнуть о том, что продукция такого рода могла демонстрироваться на экранах одной шестой. И что публика ходила на подобное. Ну пусть не валом валила, как на те же «Полеты во сне и наяву» или «Влюблен по собственному желанию» с тем же Янковским. Но ведь ходила и смотрела в той же «России» «Гамлета» со Смоктуновским, «Девять дней одного года», «Сталкер» и «Зеркало» Тарковского, где в роли отца режиссера, поэта Арсения Тарковского Олег Янковский был чрезвычайно похож на молодого поэта и выглядел весьма убедительно.