«Полеты…» Романа Балаяна стали сенсацией в кино конца 70-х. С трудом был допущен к прокату тогдашними властями. Пресса бурлила. Споры в основном идеологического свойства. Годы-то застоя. Это чисто внешне. Шла идеологическая и эстетическая борьба правых и левых, стремящихся к свободе и перекрывающих кислород. Пьеса Александра Вампилова, по мотивам которой, пусть и отдаленным, написан хороший сценарий Виктором Мережко, была еще запрещена к исполнению в театре. Фильм Виталия Мельникова «Утиная охота» будет сделан, появится на голубых экранах позже «Полетов…». Так что для широкой публики «Полеты…» – откровение. Подумать только: главный герой картины, красавец Янковский, далеко не положительный советский герой, вызывает зрительские симпатии, даже любовь, а ведь он, как и герой Вампилова Зилов, мечется, ищет выход от пустоты нашей общей жизни в многочисленных связях с разными женщинами, крутится, вертится, не дурак выпить, побалагурить, и, вообще, видать, не слыхал о заветах Павки Корчагина.
Так что же он, герой? И почему, кто дал право Балаяну, Мережко, Янковскому, не говоря уже об Александре Вампилове, делать из таких людей своего рода героев времени и будоражить нашего многомиллионного советского зрителя? Вольно было Пушкину и Лермонтову живописать лишних людей – то была эпоха царского режима, но мы-то, чай, в XX веке живем, во времена развитого социализма, боремся, можно сказать, с враждебным нам капиталистическим окружением. Для того и в Афган вошли, где наши ребята героически гибли. А тут, видите ли, кто-то во сне и наяву летает мотыльком. Или на «Утиную охоту» никак не соберется. Сомнительно все это. Однако «Полеты…» вышли. Вышла и «Утиная охота» с Зиловым – Олегом Далем. Появились и в театре, и в кино, и на телеэкране другие «сомнительные» сочинения.
Вода камень точит. Дело тихо-тихо шло к вынужденной горбачевской перестройке. Что она, несмотря на всю ее неожиданность для общества, была вынужденной, ясно как Божий день. Мы проиграли «холодную войну», в первую очередь экономически и политически, – всячески проиграли. И тогда рухнула Берлинская стена и наше кино. Вначале было слово. И слово было – гласность. Но, сказавши «а», не будь «б», – хочешь не хочешь, а тебе придется его сказать, это «б». Ты не скажешь, другие найдутся. И договорятся до конца алфавита – до «я». Ведь за буквой «г» вскоре буква «е». Горбачев – на «г». Ельцин – на «е». Ермаш – на «е». Кулиджанов… и далее везде. Климов Элем, Михалков Н., Соловьев С. Кто там еще? Да многие прорабы перестройки. Но кино, вначале воскреснув, очнувшись ото сна, – так казалось, – начало превращаться в обломки самовластия. А имена, некоторые из которых уже канули в вечность, писались ими самими на этих самых обломках. Вначале яркими неоновыми красками, но постепенно краски жухли. А ломать – не строить. Нет, строили, собирались, дискутировали, проводили мозговые атаки, симпозиумы, стали желанными и почетными гостями во всем мире, докладали, хвастались уже сделанным. Действительно, реанимировали «Комиссара», «Скверные анекдоты», многое другое. Назвали Андрея Тарковского гением. И мы, считай, такие же. Нет. Мы дальше пойдем. И «Мастера с Маргаритой» снимем, и в «Круге первом» поставим. Какая там «Маленькая Вера»!.. Мы теперь всех перетрахаем, прямо в грязных подъездах и на подоконниках будем совокупляться. Куда там вашему «Ночному таксисту»! У нас будет свой, родимый – «Taxi», да еще «блюз». Так что: «Асса» да «Асса», ты меня не бойся, я тебя не трону, ты не беспокойся. И пошла писать да писать губерния. Водки-то море. Можно его выпить в жизни и на экране. Так что будет, что потом отлить мимо писсуара.