– И что тогда? – хмуро спросил лесник. – Меньше идиотов вокруг Саркофага шататься будет. Я хочу лишь одного – чтобы Монумент был счастлив. Он живой, понимаешь? И имеет право на счастье, как любое другое живое существо. Но к нему постоянно пристают с дурацкими просьбами или же пытаются захватить и подчинить себе, как те чертовы «мусорщики». Поэтому, пока я жив, ни одна тварь больше его не потревожит.
Я покачал головой.
– Когда исчезают легенды, меняется все, что с ними связано. Не мне тебе рассказывать, что бывает, если выстрелить в памятник Зоны. Если же ты убьешь самую известную легенду, я даже боюсь представить, что станет с Монументом, с Зоной, да и со всем остальным миром…
– Это все твои домыслы, – раздраженно бросил старик. – И знаешь, ты мне надоел со своими нравоучениями. Пожалуй, я погорячился, когда спас тебя. Но это никогда не поздно исправить.
Несмотря на возраст, лесник двигался очень быстро. В отличие от меня, который лишь несколько минут назад очнулся от беспамятства. Тычок сверкающим штыком был молниеносным, направленным точно мне в сердце…
Но за несколько миллиметров до моего тела лазурный кончик остановился, так и не погрузившись в мою грудь. Потому что сам лесник завис в воздухе, словно кто-то невидимый нажал на паузу – и старик замер на середине движения.
Напрягшийся было Лютый озадаченно мявкнул, ткнул носом сапог старика – но провалился вперед и едва не прокатился кубарем сквозь ноги лесника, ставшего просто бесплотной голограммой.
Я вздохнул.
– Похоже, ты забыл, лесник, где находишься. Ты захотел, чтобы Монумент был счастлив? Что ж, похоже, ты его больше устраиваешь в качестве голографического памятника самому себе. Настолько, что для него это эквивалент того самого пресловутого счастья.
– Вот сволочь! – раздалось сбоку. – Старый пень заточил нас в эти световые колонны, ни дыхнуть как следует, ни нос почесать. Спасибо, Снайпер, век не забуду. Как же я хочу сейчас этому замшелому любителю Зоны…
– Осторожней, Фыф, – я предостерегающе поднял руку. – Желания, произнесенные здесь, имеют свойство сбываться. Так что поаккуратнее с ними.
Колонны, воздвигнутые лесником, растворились, как только их создатель сам стал зависшей в воздухе игрой света. Фыф с Томпсоном были теперь свободны.
И я точно знал, что сейчас пожелает шам.
А если в Томпсоне осталось хоть немного человеческого, насчет его желания я догадывался тоже.
И понимал, что после того, как они попросят у Монумента о сокровенном, оба погибнут, так как, желая вернуть все как было, желают для себя. И только для себя!