Утро. Встречный ветер. Краешек солнца над горизонтом.
Скорость, рокоток движка, тряска на неровной грунтовке.
Пыль.
Я — в кожаном плаще, танковом шлеме и мотоциклетных очках — с каждой минутой уношусь всё дальше и дальше от комендатуры. Не сбегаю — вовсе нет! — но отбываю к новому месту несения службы. Пояс оттягивает кобура, в держателе закреплён ППС, в люльку сгружены фанерный чемоданчик с личными вещами и мешок с прочими пожитками. Во внутреннем кармане — полный пакет документов. В голове — сумбур.
Паника отступила, но и душевного спокойствия не прибавилось ни на грош.
Я убил человека. Я — убил.
И если морально-этическая сторона вопроса сейчас волновала мало — урод сам напросился! — то от ожидания неминуемых или как минимум возможных юридических последствий натуральным образом крутило потроха.
И это ещё повезло, что к моменту моего отъезда из расположения не только не обнаружили бездыханное тело Казимира, но и вроде бы даже не заметили его отсутствия в медсанчасти. По крайней мере, никаких видимых мер по розыскам ушедшего в самоволку курсанта или его убийц пока что не предпринималось.
За ночь я и глаз не сомкнул — всё ворочался, ворочался и ворочался в ожидании решительного топота, стука распахнувшейся двери, приказа одеваться и шагать на выход. И утром, когда получал у старшины командировочное удостоверение и учётную книжку, собирал вещи, прощался с Василем и Варей, напряжение тоже не отпускало ни на миг. Но тогда это были ещё цветочки — вот пока ехал от автохозяйства до контрольно-пропускного пункта, аж взмок весь; так и казалось, что на КПП развернут и отправят на допрос. Но не развернули и не отправили.
Предъявил документы, вывернул на дорогу и лишь там, такое впечатление, начал дышать полной грудью. Глупость, конечно, полнейшая. И не то глупо, что задержания боялся — реально могли и допросить, и на гауптвахту до завершения расследования законопатить, — глупо было расслабляться, просто за ворота выехав. Как выехал, так и обратно заеду, если подозрения в моей причастности к гибели Казимира возникнут.
И всё же напряжение отпустило сразу, как только шлагбаум за спиной опускаться начал. Умом понимаю, что ничего ещё не кончено, да только нервной системе на все доводы разума плевать с высокой башни.
Вырвался? Вырвался!
Отсюда и подсознательное желание прибавить скорость. Но сдержался, не лихачил и ручку газа до упора не выкручивал. На выезде пришлось остановиться у пропускного пункта, крышу которого венчала солидная мачта антенны. Сонный младший сержант без особого интереса изучил направление, вернул бумаги и пообещал дать знать о моём выдвижении на Кордон.