И точно — Андрей Игоревич обнаружился тут же, принёс два высоких бокала то ли с лимонадом, то ли с игристым вином, один протянул Вале, другой передал Ольге Мороз, которую я до того не приметил.
А Вова переключил своё внимание на Олю и мечтательно вздохнул.
— И новая медсестричка тоже хороша, спасу нет!
— Это Оля Мороз, — подсказал я. — Она в комендатуре через день да каждый день истерики закатывала, имей в виду.
Сослуживец глянул на меня с нескрываемым сомнением.
— Её от вас перевели? А не свистишь?
— Очень надо!
— Ну, кто предупреждён — тот вооружён, — усмехнулся Вова. — Ладно, пойдём заселяться. Эту ночь толком не спал, а завтра с утра тренировка. Надо подушку ухом придавить.
Я возражать и не подумал. Мы попрощались с сослуживцами и для начала зашли за моими вещами в расположение мотоциклетного взвода, а затем покинули территорию авточасти, пересекли дорогу и поднялись на крыльцо длинного двухэтажного общежития, в которое мне и предстояло заселиться. Никаких проблем с этим не возникло: и комендант оказался на месте, и ордер был заполнен верно от первой и до последней строки. Получил комплект постельного белья, пошёл устраиваться.
Жить мне предстояло в одной комнате с Вовой, и вещички я разбирать не стал, мешок кинул в шкаф, а чемоданчик задвинул под свободную кровать, предварительно достав из него щётку и банку зубного порошка.
Когда вернулся из уборной, сослуживец уже сопел в две дырочки, но стоило только подо мной заскрипеть сетке панцирной кровати, он перевернулся на бок и спросил:
— Погуляешь где-нибудь, если вдруг девушку привести понадобится? С комендантом у меня всё схвачено.
— Само собой, — не стал отказывать я в пустяковой просьбе и усмехнулся: — Если только не на всю ночь.
— Если на всю ночь, я палатку туристическую беру и на природу. Тут такие места — закачаешься. А какие звёзды! Романтика! Девчонки так и млеют. — Вова зевнул, пробормотал. — За мной тоже не заржавеет… — И заснул в один миг, только голову на подушку опустил.
А вот я так не смог. Ворочался, привыкая к новому месту, думал о всяком, преимущественно безрадостном. Вроде радоваться надо, что так гладко допрос прошёл, но внутри, будто заноза, дурное предчувствие засело. Напряжение и не думало отпускать, наитие подсказывало, что ничего ещё не кончилось.
На угрызения совести — плевать, свыкся уже с мыслью об убийстве и, случись повторить, — повторил бы без сомнений и неуместных колебаний. Нет, изматывало ожидание возмездия. И не изматывала даже, а просто-напросто пугало. Не уснул в итоге даже, а в бездонную чёрную яму рухнул, словно в голове свет выключили.