Тут всё как в поговорке: дуракам везёт.
На сей раз я изучил все рекомендации, требования и ограничения куда внимательней прежнего, затем поднялся на ноги, выставил перед собой руку и усилием воли начал пережигать сверхсилу в электрическую энергию, всё накапливая и накапливая заряд. На мощность упор не делал, контролируя силу тока и напряжение, поэтому к своим пиковым значениям не приблизился даже близко. На выдохе вытолкнул из себя малую часть накопленной энергии, заставил растянуться её в тончайшую нить и сформировать ионный канал, а миг спустя по нему без всякого участия с моей стороны выплеснулся основной разряд!
Руку ощутимо тряхнуло, к выбранному в качестве цели холмику протянулся ослепительный росчерк, причём он не сгинул одномоментно, а трещал и бился удар сердца или даже два, лишь после этого погас, оставив мелькавшие в глазах всполохи. А ещё — дым!
Пожухлая трава загорелась, и я ринулся к взметнувшимся среди сухих стеблей языкам огня. Эти два десятка метров едва ли не пролетел, а там принялся топтать не успевшее толком разгореться пламя и сбивать его курткой.
— Надо было ехать на полигон, — сказал самому себе, каким-то чудом сумев предотвратить пожар, затем оглядел куртку и убедившись, что посчастливилось не прожечь подкладку, поспешил к мотоциклу.
Накатила слабость, стало не до экспериментов — тут бы до расположения добраться.
Обратно уже не гнал, ехал неторопливо и без резких ускорений; очень уж устал. Когда поднялся в дежурку, карточная партия была в самом разгаре, а Вову-футболиста куда-то услали, поэтому никто не помешал устроиться с брошюрами на диванчике у окна. Думал почитать, а на деле полчаса бездумно пялился на улицу.
— Как покатался? — спросил Данила Сигизмундович.
— Отлично покатался, господин прапорщик, — заявил я, ничуть не покривив душой, кинул взгляд на часы и поднялся на ноги. — Захар, мне на тренировку пора.
— Иди! — отмахнулся сержант, ни на миг не оторвав взгляда от карт.
Ну я и пошёл.
Совместное с новобранцами-десантниками занятие рукопашным боем прошло без неожиданностей. Уж не знаю, какие у них были отношения между собой, а меня не цепляли и не подкалывали. Но и отношений наладить не пытались; для них я оставался непонятным человеком со стороны. Пусть тут и не наблюдалось такого откровенного снобизма как у егерей, но воздушный дивизион, насколько успел понять, тоже стоял наособицу и цену себе знал. Что пилоты, что авиадесантники — всё белая кость.
Впрочем, сегодня на меня поглядывали уже не снисходительно или безразлично, а всё больше с интересом; не иначе дошли слухи об участии во вчерашней перестрелке. А в самом конце занятия Николай Тарасович подозвал и предупредил: