Я раньше не сталкивалась с судами милосердия; до сих пор мне удавалось держаться от них подальше. Но, живя на улицах, вы кое-что узнаёте тут и там, и я никогда не слышала, чтобы кого-нибудь приводили к магистрату с мешком на голове.
– Кающаяся будет умолять о…
– Я требую права отстаивать свою позицию, – сказала я, прерывая его.
И тут же рефлекторно съёжилась, ожидая, что кто-нибудь ударит меня по голове. Оказалось: мои инстинкты, в общем-то, не врали.
– Прокурор, запрещено избивать кающуюся, пока магистрат не примет решение относительно данного возражения!
– Прошу прощения, – отозвался грубоватый ворчливый голос.
Послышались смешки и улюлюканье, а также – несколько крепких словечек сомнительной юридической ценности.
– Итак, – продолжал магистрат высоким голосом, – в чём состоит мольба, которую кающаяся так смело высказала перед этим благочервивым судом?
– Думаю, вы имели в виду «благочестивым», – заметила я.
– Прокурор, приструните кающуюся!
Моя воинственность вызвала новые смешки в рядах публики. И я опять получила по голове. К счастью, на этот раз не так сильно.
Зал суда, видимо, не слишком хорошо освещался. Хотя мешковина была неплотной, я видела вокруг себя лишь нечёткие тени.
– Суд ожидает мольбы кающейся, – сказал магистрат, но в его голосе было больше азарта, чем нетерпения.
– Во-первых, снимите с меня этот проклятый мешок. Он…
На сей раз от удара я пошатнулась. Кто-то поймал меня, прежде чем я упала, а потом швырнул на колени.
Теперь перед глазами плыли только желтоватые пятна.
– Чрезмерная жестокость! – заявил магистрат.
– Она это заслужила, – возразил прокурор.
– Возражение поддержано.
Из зрительного зала раздался смех, и что-то мокрое забрызгало мне пальто со спины.
«Ну ясно, – подумала я. – В этом суде нет ничего милосердного. И ничего особенно судебного».
Когда я жила у двух рыцарей, они настояли, чтобы я изучила основы дароменской юридической системы.
– Каждый гражданин должен иметь понятие о законах страны, в которой он живёт, – проповедовал лорд Джервас.
Я как раз вернулась из школы, только что изучив, какие цвета приличная дама должна носить в различных официальных случаях.
– Даже если эти законы никчёмны и глупы? – поинтересовалась леди Розарита.
– Особенно тогда, – ответил Джервас.
Итак, пусть я и не была экспертом, но всё же кое-что знала о дароменском правосудии. И это, как я понимала, делало меня гением правоведения в зале, наполненном идиотами. Вытянув руки и подняв ладони кверху, я громко заявила:
– Я умоляю о tuta a lebat!
Последовала короткая пауза, а потом охи и ахи разнеслись по залу суда – вернее, по какому-то сырому подвалу, в котором мы находились.