— А ты в это не веришь?
— Да, — кивнул я, — поэтому по окончании срока преступники выходят из тюрьмы, и мы надеемся, что опасности они больше не представляют. Поэтому, Колин, будем на это надеяться — это в твоих интересах и в интересах твоей семьи.
— О чем это ты, Уилл?
Рев вертолета приходилось перекрикивать.
— О том, что моя, твоя, да и чья угодно жизнь зависит от нашей способности проявлять жалость, мудрость и милосердие. И особенно — от способности научить им наших близких.
— Аминь! — прокричал Колин, глядя на звезды и на вертолет и подняв наконец бокал.
Прошли сутки после того, как мы с Ивонн встретились возле тюрьмы после убийства Тупня. Сейчас Ивонн стояла у ворот виллы.
— Спасибо, что пришла, — поблагодарил я.
Она что-то пробормотала в ответ. Я уже давно понял, что представители некоторых общественных классов к благодарности не привыкли.
Ее имя я узнал, когда мы стояли в гостиной и, глядя в окно, смотрели, как Хейди с Сэмом играют в кошки-мышки. Хейди рычала и, скрючив пальцы, словно кошачьи когти, наступала на Сэма. Что именно она рычала, я не расслышал — сквозь стекло до нас доносился лишь радостный визг Сэма.
— Замечательный мальчик, — сказала девушка, — как… — Она осеклась.
— Он, кажется, все забыл, — ответил я. — Думаешь, бывает такое?
Ивонн пожала плечами:
— Не знаю, но для детей почти все новые события удивительные и необычные, в том числе и совсем пустячные мелочи, к которым мы, взрослые, давно привыкли. Возможно, ребенку не так страшно, когда дерут задницу кому-то из родных, чем когда его самого жалит оса или когда у его любимого плюшевого медвежонка глаз отвалится.
Я посмотрел на девушку. Что-то подсказывало мне, что она основывается на собственном опыте.
— Тогда почему от сексуального насилия у детей бывают травмы, а от обрезания — нет?
— Не знаю, — покачала она головой, — но, по-моему, боль и унижение проще перенести, если считать, что это дело естественное, без которого не обойтись. Те, кто пережил бессмысленную войну, сходят с ума, а те, кому без обезболивания вырвали зуб, — нет. И те, кто ребенка родил, тоже нет.
Я кивнул. Хейди поймала Сэма, и они, катаясь по траве, весело хохотали. Хейди смеялась. Меня вдруг осенило: а ведь я не слышал ее смеха с той самой ночи.
— Контекст, — сказал я.
— В смысле?
— Я читал, что некоторые полагают, будто наша психика лучше переносит боль, если мы находим ей обоснование.
Ивонн кивнула:
— Ага, значит, кто-то написал как раз то, что я думаю.
— Но… — я умолк и сцепил руки, — ни я, ни ты не найдем обоснования ни боли от потери Эми, ни боли из-за смерти Тупня. Значит, надо найти другие способы, как справиться с болью. Верно?