«Крысиный остров» и другие истории (Несбё) - страница 79

Что-то пробурчав, Людвиг Копфер поднял руку. Циферблат его часов светился зеленым. Копфер принадлежал к тем, кто снова приобрел пристрастие к часам, цифры на которых нарисованы краской, содержащей радий, — в 1960-х такие часы запретили. К сожалению, технология, позволяющая часам светиться, но при этом лишающая их канцерогенности, давно утеряна.

— Ладно, Ральф. Посмотрим, что скажут члены правления. Я позвоню вам после совещания.


В одиннадцать вечера мы с Кларой сидели на диване, пили белый чай и смотрели по телевизору «Титаник». Корабль, затонувший более ста пятидесяти лет назад, по-прежнему лежит на дне морском — это и впрямь странно. И еще более странно, что были времена, когда люди снимали фильмы, подобные этому. Да, в былые времена человечество воспринимало прогресс в области технологий, знаний и цивилизации как данность. В то время никто не думал, что искусство производить бетон забылось еще в Средневековье.

Клара вытерла слезу — с ней такое каждый раз случалось, — когда Леонардо Ди Каприо в последний раз целует Кейт Уинслет. Клара объяснила мне, что плачет, оттого что они едва познакомились, едва обрели любовь всей своей жизни, но им были дарованы лишь эти несколько дней и часов на пути к неизбежной катастрофе.

Клара вошла в мою жизнь и наш дом, когда мне было восемнадцать. Мой брат Юрген, на три года старше меня, — вот кто привел и представил нашей семье ее, свою девушку. У Клары были светлые кудряшки, жизнерадостный нрав и улыбка, способная растрогать камни. Вежливая, отзывчивая, чуткая, смешливая. Совсем скоро в нее влюбилась вся семья. Но разумеется, не так, как я. Клара обладала обаянием невинности, в ней напрочь отсутствовала всякая скрытность, и тем не менее порой я замечал в глубине сияющих голубых глаз некую темную страсть. Однако я не осмеливался думать, будто я имею какое-то отношение к этой страсти. Во-первых, я был младшим братом, во-вторых, я не относился к числу тех, кто пробуждает в женщинах подобные чувства. Исключение составляли несколько коллег — впрочем, их, как мне кажется, привлекал определенный ум и невозмутимость, возможно, способность к самоиронии и почти самоуничижительное стремление помочь. Как бы то ни было, на протяжении всей супружеской жизни моего брата и Клары мы с ней строго придерживались отведенных нам ролей деверя и невестки. Тридцать лет я скрывал мою неугасающую страсть. И Клара тоже. Узнав, что им с Юргеном не суждено иметь детей, я проявлял участие, а когда Юрген заболел, я изображал преувеличенное отчаяние. Всего десятью годами ранее обществу было доступно лекарство, которое могло бы исцелить Юргена, и я знаю, что благодаря связям в среде медиков я вполне способен был — пускай и незаконными методами — достать какой-нибудь препарат из старых запасов, которые хранятся для знаменитых политиков, ученых и военных. Однако я даже попытки не сделал, оправдав перед самим собой собственное бездействие тем, что, помимо риска угодить в тюрьму, с моей стороны безнравственно и эгоистично заботиться о своих родных, жертвуя при этом людьми, играющими намного более важную роль в нашем обществе.