Дни, недели, а потом и месяцы после смерти Юргена я не отходил от Клары. Мы все делали вместе. Ели, читали, ходили в кино и на прогулки. Мы ездили в Вену и Будапешт, где ходили в рестораны, кафе и музеи, в том числе и технологические музеи, где знакомишься с наивной верой прошлых поколений в то, что развитие движется лишь в одном направлении. Ночами мы бродили по выложенным брусчаткой улочкам этих городов и болтали обо всем и ни о чем. Нам обоим вскоре должно было исполниться по пятьдесят лет, однако мои волосы оставались темными, а вот светлая шевелюра Клары поседела, живая улыбка и блестящие глаза были закованы в сетку морщин. Я объяснял эти ранние признаки старения скорбью по усопшему супругу.
Как-то раз, возвращаясь домой из такого путешествия, мы стояли вдвоем на носу речного парохода, и я впервые признался Кларе в своих чувствах к ней. В том, что чувства эти со мной всегда. Клара же ответила, что всегда это знала и что чувства эти взаимны. Целуя ее, я трепетал от счастья, к которому, однако же, примешивалась удивительная печаль. Печаль оттого, что это счастье мы искали тридцать лет, то есть почти половину средней продолжительности жизни гражданина российско-европейской конфедерации.
К тому моменту со смерти Юргена уже прошло четыре года, однако же ради родных мы подождали еще год и лишь потом скрепили наши узы браком.
Я был счастлив так, как только бывает счастлив мужчина, хотя мое исследование теломер — белых концевых участков хромосом, вероятно определяющих наибольшую продолжительность человеческой жизни, — похоже, застопорилось. Возможно, уходить из лаборатории пораньше меня заставили разочарование в работе и в то же время радость оттого, что мы с Кларой вместе. Или, может, у меня имелось предчувствие и я узнал в Кларе некоторые из симптомов: в наших исследованиях участвовали дети, страдающие синдромом Хатчинсона — Гилфорда, так называемой прогерией, или преждевременным старением. Однако я отгонял эту мысль, такой синдром генетически обусловлен, а значит, проявляется с самого детства.
Вскоре Клара, жаловавшаяся на боль в ногах, обратилась к врачу, а вернувшись домой, рассказала, что врач, который ее обследовал, поинтересовался, действительно ли ей всего сорок девять. Тогда я связался с этим врачом, и он подтвердил, что думал, будто рентгеновские снимки принадлежат восьмидесятилетней женщине.
Я отправил Клару к специалисту, где ей диагностировали синдром Вернера — это тоже преждевременное старение, но наступающее во взрослом возрасте. По мнению специалиста, Кларе оставалось пять лет до того, как она умрет от старости в пятидесятичетырехлетнем возрасте.