Я передернул затвор, и ржавый механизм нехотя послушался. Я заглянул в дуло.
— Ральф, — встревоженно начал Юханссон, — не дури, если застрелишься, пользы от этого не будет. Возможно, это проявление утилитаризма, но «Экзор» вскроет твой мозг и после того, как ты умрешь.
— Я вот о чем, — сказал я, — нравственный поступок вовсе не обязательно имеет нравственную же мотивацию. Например, вот в этом поступке я руководствуюсь собственным эгоизмом, моей любовью к жене и ненавистью к тебе.
Я навел ружье на Бернарда Юханссона, прицелился ему в голову и нажал на спусковой крючок.
Выстрел был громким, а вот отверстие во лбу Юханссона, учитывая крупный калибр пули, довольно маленькое.
— И тем не менее поступок мой очень утилитаристский.
Я обошел труп и убедился, что дивану Клары прежним никогда больше не стать.
До Испанской Сахары я добирался долго. Несколько дней я прислушивался к тихому потрескиванию, которое издавали жующие личинки, — не уверен, что звук этот доносился из чемодана, возможно, он живет в моей голове. Потом он стих. Так умолкает кофейник перед тем, как закипеть. Затем послышался тихий гул. Который становится все громче и громче. Наконец закипело. Клара, любимая моя. С лестницы доносятся голоса и тяжелый мерный топот. Они не боятся меня, знают, что у них вся власть на свете, вот только времени недостает. Времени у всех нас мало. С самого рождения мы уже начинаем умирать.
Вот мои последние мысли. Они — о письме. О мышах. Об Антоне. О решении. А теперь, Клара, я вынужден тебя покинуть.
Проснувшись на рассвете в нашей с Кларой супружеской кровати, я первым делом подумал, что мне приснился кошмар.
Вот только Клары рядом не было, а на диване в гостиной лежал труп Бернарда Юханссона.
Я всю ночь раздумывал, как поступить, и до меня в конце концов дошло, что избавиться от трупа крайне непросто. Что за исключением очевидных способов — например, выбросить тело в море или закопать его в лесу — остальные требуют действий, которые кажутся почти будничными, однако при этом удручающим образом увеличивают возможность разоблачения.
Меня тревожил не риск быть осужденным за убийство, а то, что они, не добравшись до моего мозга, пропустят через «Экзор» мозг Юханссона. Формулу целиком они не получат, однако настолько продвинутся в своих поисках, что, как верно заметил сам Юханссон, рано или поздно доберутся до правильного ответа.
Я посмотрел на часы. У меня имелись все основания полагать, что Юханссон — который был классическим закоренелым холостяком — ни с кем не поделился планами навестить меня, поэтому, очевидно, хватятся его не сразу.