— Откуда же вы?
— Товарищ командир, — Володя встал, взял гимнастерку, начал одеваться, — думаю, вам известно, кто я и откуда.
— Если бы знал, не стал бы спрашивать.
— Я долго воевал здесь до вас, был ранен, лечился в госпитале.
— А-а, так ты Бойкач, один из лучших подрывников? Сергеев только что рассказывал о тебе.
И Саблин хлопнул парня по плечу, оглядывая с головы до ног. Видно, оценивал Володю, но не как боевого товарища, а как соперника. Володя почувствовал это.
Деревяко незаметно ушел.
— Ты куда собираешься? — спросил примирительно Саблин. — Давай посидим, расскажешь, как там, за линией фронта.
— Тогда лучше в тенек. У вас теперь новые порядки: на солнце сидеть нельзя.
— Дисциплина, товарищ, нужна во всем, — многозначительно заметил Саблин.
— У партизана должна быть собственная, большая внутренняя дисциплина. Партизан в военное время — человек, который может одновременно быть и прокурором, и следователем, и адвокатом, и исполнителем вынесенного им же самим приговора. Нет статута, дающего партизану готовый рецепт на каждый случай жизни. Партизан должен сам хорошо ориентироваться в любых обстоятельствах и принимать правильные решения. В госпитале на эти темы было много разговоров. Так рассуждали мудрые, опытные командиры, и я с ними согласен.
— Ладно, не будем об этом. Садись. Лучше скажи, товарищ, чем ты хочешь теперь заниматься?
— Не понимаю вашего вопроса. Как это — чем? Тем, чем и прежде: диверсиями.
— Сергеев об этом говорил, но по дороге я подумал, что не совсем ладно получится с Миколой. Придется освобождать его от обязанностей командира.
— Почему? Разве нам не нужны другие диверсионные группы? Мне известно, что вы, как знаток подрывного дела, решили готовить диверсантов.
— Но Сергеев подчеркнул, что ты хочешь именно в свою группу, — Саблин хитро глянул в глаза Володе. — Хотя… теперь тебе все равно.
— Почему?
— Девчат там больше нет.
— А я возьму.
— Знаешь, я считаю, что пока тебе лучше побыть в разведке. У нас разведчиков мало, да и те без опыта. Сидим, как кроты, и где что делается, не знаем.
— Скажите, пожалуйста, за что такая немилость? Разведчиком я войну начинал, а потом изучил диверсионное дело и считаю его более ценным и важным. Ведь подрывник одновременно и разведчик.
— Ты на меня не обижайся. Поживешь, приглядишься к ребятам, и тогда организуем тебе группу.
— Я не обижаюсь, но заявляю, что вернулся воевать. И приглядываться мне ни к чему: отлично знаю более половины людей.
— Ты, небось, голоден? Сейчас прикажу поджарить печеночки. Мне малость привезли.
Они вместе направились к кухне. «Что значит новый командир! Все стало по-иному. Печеночки… Хочешь быть на переднем рубеже, а он мешает. Или я его не понимаю, или он не понимает ни дьявола», — думал Володя.