— В таком бою всегда нужно прижиматься к стенам дома, а вы…
— Ой, как жалко Федю, — поморщилась Валя и остановилась, держась за Володино плечо. — Какие-то мурашки перед глазами забегали.
— Не хочется даже в отряд ехать. Двух человек потеряли. Так через неделю от группы ничего не останется.
— А сколько мне придется пробыть в лагере?
— Это тебе врач скажет.
— Пока буду лежать, ты никуда не пойдешь.
— Почему?
— Не пущу!
— Милая моя, думаешь, без тебя меня убьют? Я же говорил: если Копыцкий не убил, то буду жить долго.
— Все равно не пущу!
Пока они добрались до дома Войтика, хлопцы успели переодеться и запрячь лошадей. Командир тоже переоделся, туже подтянул седло на кобыле, и группа двинулась в путь.
— Куда поедем? — спросил Пылила.
— В Дубовую Гряду. Надо похоронить Федю Кисляка в родной деревне, в присутствии матери, родных и односельчан.
В полдень диверсанты были в Дубовой Гряде. Володя попросил стариков сделать гроб и вместе с Валей отправился к матери. Мария испуганно глянула на сына, порывисто прижала к груди:
— Боже, как ты изменился! И Валю не узнать…
— Федя Кисляк погиб, а Валя ранена. Нужно сделать перевязку.
— Сейчас простыню разорву.
На улице громко затарахтели колеса телеги и утихли. Володя глянул в окно: подъехали его ребята, даже кобылу пригнали.
— Что-то неладное. Пошли, Валя.
Во дворе встретили Анатолия. Тот крикнул:
— Возле болота немцы!
— Много?
— Человек тридцать.
— Поехали!
Володя вскочил в седло и, сдерживая кобылу, поехал позади телеги. Поравнявшись с Комячовой хатой, он бросил взгляд на окна. Опершись на подоконник, на улицу смотрела Зина. Вдруг она оттолкнулась руками от подоконника и исчезла. И все же Зинин взгляд тронул хлопца, хотя он и не понял почему. Потому ли, что Володя убил Копыцкого, или прежние их отношения эхом отозвались в душе?..
Дубовая Гряда осталась далеко позади. Партизаны ехали по лесной дороге. Володя поравнялся с телегой и спросил у Вали, как она себя чувствует;
— Больно, особенно когда телегу на корнях трясет, — ответила девушка.
— Терпи, Валечка, скоро доедем.
Невесело было у командира на душе. Легко возвращаться в лагерь, когда выполнишь задание и все твои бойцы целы. И как тяжело сейчас… Он задумался, долго смотрел вперед, где переплетенные лапы елей создавали над дорогой замысловатый туннель.
Аисты покинули свое гнездо на вершине дуба. Теперь они не возвращались даже на ночь, хотя улетать на юг было еще рано. В гнезде чирикали воробьи. Они любят аистиные гнезда, весной и летом выводят в них своих детей. Но устраиваются жить не в каждом: воробьям необходимо присутствие людей. Не было бы здесь партизан, не прилетели бы и воробьи из сожженных фашистами деревень. А теперь вот скачут по тропинкам лагеря, лезут на кухне под столы — подбирают крупу и хлебные крошки. Желторотым птенцам своим с утра до вечера носят гусениц, мух, жучков, очищая лес от вредных насекомых. И любопытно, что здесь, в глубоком лесу, где люди всегда вооружены, воробьи их не боятся. Стоит партизанам перейти в другое место, как и воробьи в отлет. Может быть, и не полетят за партизанами, но обязательно переберутся в какую-нибудь деревню или к землянкам, в которых теперь приходится жить многим. Кажется, не было бы людей, не стало бы и этих сереньких пташек. Погибли бы они, особенно зимой.