Нужно было попросту брать ноги в руки, ведь бегство, пусть даже и по пустяшной причине, не могло нам помешать. И поскольку насчет выражения «честь дороже жизни» у меня имелись определенные сомнения, ретирада перед неизвестной опасностью нисколько меня не смущала.
Конечно, могло оказаться, что уважаемый доктор попросту еще безумней, нежели я полагал (что частенько случалось с людьми, жаждущими подчинить себе темные силы), но лучше было дуть на воду.
Мы вскочили в седла и погнали галопом, и от моего внимания не ускользнуло, что Нойшальк все время оглядывался через плечо, будто проверял, не скачет ли кто за нами. В конце концов ветер сорвал у него с головы шляпу, и я услышал проклятие, заглушенное топотом копыт. Может, его поведение повлияло и на меня, но мне тоже мерещилось, что за нами кто-то следит. Я почти ощущал спиною враждебный взгляд, и взгляд этот, казалось, не принадлежит человеческому существу: я ощущал его, словно раскаленное прикосновение к затылку, простреливающее хребет до самого копчика. Я лишь надеялся, что чувство это не вызвано чем-то реальным, что оно возникло из-за слабости после духовной распри, которую мне довелось вести прошлой ночью с демоном.
Взглянув на Казимира Нойшалька, я отчетливо заметил, как сильно страх изменил черты его лица. Глаза вытаращились от испуга, а рот превратился в узкую кроваво-красную линию (как видно, он прокусил себе губу). Побелевшими пальцами он судорожно стискивал повод, а сапогами бил в бока несчастного коня, будто в бубен. Что бы за нами ни гналось, оно вызывало у чернокнижника страх больший, чем Белизарий.
Ах, мысленно вздохнул я, отчего ты всегда ввязываешься в проблемы, бедный Мордимер?
По лесной тропе мы выскочили на мокрый и желтый от цветков калужницы луг. По правую руку раскинулась мелкая, поросшая ряской заводь, солнце отражалось серебром в маленьких окнах затонов.
И внезапно я заметил, что над заводью встает нечто странное. Сперва я подумал, что это лишь марево от горячего воздуха над водой. Или что над озерцом поднимается небольшой смерчик… но день был безветренным.
И только с третьего взгляда я разглядел, что там встает существо, сотканное из прозрачной голубизны. Было оно примерно в два человеческих роста, но необычайно худое, а длинные его руки или щупальца, казалось, вьются вокруг туловища в некоем странном танце. Я не заметил, были ли у него ноги, но оно без труда перемещалось по зелено-желтому ковру трав и цветков калужницы. Казалось, оно вихляется и дрожит, но быстро приближается.
Я натянул поводья, заставив коня повернуть налево. Чем бы ни было существо, летящее над лугом, целью его явно были мы.