«Господь наш, Иисус Христос, умер на кресте, чтобы искупить наши грехи…» – вот что говорил один из монахов.
«Возмущение среди допрашивающих», – записал на полях писарь. И неудивительно, я бы и сам возмутился. Ведь хватало свидетельств, что Господь сошел с Голгофы и вместе со своими апостолами вырезал половину Иерусалима, как об этом не слишком изящно, но совершенно в соответствии с правдой сказал некогда мастер-печатник Мактоберт. «Не мир пришел Я принести, но меч»[20], – сказал Господь и был совершенно прав, поскольку чернь, освободившая Варраву, заслуживала лишь того, чтобы даровать ей быструю смерть.
«…но в тело его вошел, – продолжал еретик, – фальшивый Христос, Зверь-о-Девяти-Головах, который вместе с обманутыми апостолами овладел Иерусалимом…»
«Возму…» – и дальше клякса: ровно столько сумел написать секретарь. И дальше дописка: «спустя две молитвы допрос возобновлен».
Интересно, что же они делали во время того перерыва? – спросил я себя. Били допрашиваемого? Это было бы весьма непрофессионально, но как знать? Я глянул на список присутствовавших на допросе. Четверо: ведущий допрос отец-каноник Одрил Братта, судебный писарь Сигмонд Хаусманн, мастер-палач Фолькен. Четверо? А куда же подевался четвертый? Я внимательно осмотрел пергамент, но на нем не было и следа скобления или исправлений. Эта подробность, как видно, прошла мимо внимания тех, кто протокол читал. Да и что могла означать пометка: «Возбуждение среди допрашивающих»? Я слабо представлял себе, чтобы палач Фолькен мог быть назван «допрашивающим» или что так посмел бы о себе написать судебный писарь, который и вопросов-то обвиняемому не имел права задавать.
Отсюда можно было сделать лишь один вывод: кто-то был там вместе с отцом-каноником. Но кем был тот четвертый и отчего имя его не названо в протоколе?
Я налил себе кубок вина, выпил половину и глубоко задумался. Что ж, возможно, оставшаяся часть протокола рассеет мои сомнения? Возможно, это лишь ошибка, вызванная невнимательностью писаря?
С другой стороны, странным было назвать по имени мастера Фолькена и не назвать одного из судей. Одного из двух судей. Кем он был, что его не упомянули в официальном протоколе? Фолькена я об этом не мог спросить, поскольку тот лежал без сознания в лазарете, но оставались отец-каноник и судебный писарь. Каноник должен знать, кто был с ним в составе суда, и ему придется поделиться этим знанием со мной. Хочет он того или нет – ведь нынче я был гончим псом епископа, а это означало, что достойный Одрил Братта мог меня ненавидеть, но должен был вежливо отвечать на все вопросы, какие только я захочу ему задать.