– Запишите, господин настоятель, прошу вас, – сказал я. – В день такой-то и такой-то, суд в составе…
Я диктовал все, что нужно записать, и одновременно поглядывал на могильщика. Я был почти убежден, что он не имеет отношения к этому делу, но не мог противиться решению брата Сфорца. Конечно, жизнь этого старика не стоила ничего, и все же пытать его не казалось мне удачной идеей. Я полагал, что мы лишь теряем время и что в этом случае причинять боль – занятие совершенно бессмысленное. К тому же я всегда осмеливался полагать, что насилие должно быть острым мечом и, как меч, направляться в нужное место, поскольку в ином случае оно оставалось бы грехом.
Настоятель закончил писать, я же подошел к столу, на котором лежал могильщик.
– Твое имя Курт Бахвиц, и ты могильщик в городе Штольпен. Верно?
Он смотрел на меня расширившимися глазами, но я не думал, что он и вправду меня видел. Его бледные губы шевелились, однако я не мог разобрать, говорит ли старик что-то осмысленное.
– Запишите, что допрашиваемый не возражал, – вмешался брат Сфорца. – А кроме того, господин настоятель может подтвердить, что так оно и есть на самом деле.
– Что вам известно про обворовывание могил и обесчещенье тел? – спросил я.
Подождал минутку.
– Гнев Господень, Курт Бахвиц, – сказал я чуть более резко. – Ты меня слышишь, человече?
– Начните со щипцов, – бросил Сфорца от стола.
– А может, вы сами желаете вести допрос? – повернулся я к нему. – Однако имейте в виду, что существуют определенные процедуры, которых необходимо придерживаться.
– Разве я возражаю? – пожал он плечами, и я был почти уверен, что слышу в его словах издевку.
– Курт, – я положил ладонь на сухое плечо могильщика, – мы здесь только затем, чтобы помочь тебе – и чтобы ты помог нам. Чтобы во Имя Божье найти истину. Хочешь ли помочь нам в этом святом деле?
С тем же успехом я мог разговаривать со столом, на котором он лежал, поскольку не думаю, чтобы старик понимал или хотя бы слышал что-либо из происходящего вокруг. Я знал, что допрашивать такого человека не имеет смысла. Подобное отупение случалось не часто, но в случае стариков либо безумцев в этом не было ничего странного. Всякий инквизитор знал, что в таком случае следует прервать допрос, а обвиняемого или свидетеля – привести в состояние более ясного разума. Еда и кубок вина могут совершить чудо куда большее, чем раскаленные щипцы. Ведь и задачей нашей было добраться до истины, а не причинять бесцельную боль.
Я приметил, что Курнос мешает в железном котелке серу. Самый вид этого способен был напугать закоренелых грешников (хотя еще сильнее перепугался бы тот, к чьему естеству приблизилось содержимое котелка), но нынче я не думал, что это к чему-либо приведет. Конечно, когда допрашиваемый не желал отвечать на вопросы, первейшим моим долгом было явить ему инструменты и объяснить, как они действуют. Я решил так поступить и нынче, но исключительно для того, чтобы придерживаться необходимой процедуры, поскольку не видел никакого смысла в том, чтобы пугать человека, который не слышит моих слов.