– Эдмон… а ты знаешь меня только по сюжету? – отложив проспект, спросила Женька.
– Не только… Я увидел тебя сначала в журнале. Так, листал как обычно после работы и тут вдруг твое лицо, глаза, мокрые волосы, рапира… Я позвонил отцу. Он уже работал над сюжетом и искал героиню. Потом я был на ваших соревнованиях. Отец приглашал тебя в гости, но ты не поехала, тогда он и придумал все это. Отец мастер придумывать.
– Да, мастер… Что там? – прислушалась к звукам в доме фехтовальщица.
– Там готовится ужин. У нас сегодня помолвка. Ты… не передумала?
– Как я могу передумать? Я заключила договор.
– Тебя держит только договор?
– … Не только.
Лицо рядом стало еще ближе, в глазах сгустились лиловые сумерки… Губы осторожно соприкоснулись, будто пробовали на вкус новую реальность, потом освоились, как прежде, вовлекая в свой жгучий чувственный эксперимент беспокойные души и возвращая их к тому творческому поиску, который был оставлен ради поединка. В глаза вспыхнуло какое-то короткое свечение.
– Да здесь уже все свершилось, господа! – засмеялся профессор Монрей, блеснув вспышкой фотоаппарата. – Теперь, Женечка, вы не отвертитесь! А вот и свидетели! Феликс, Сабрина, проходите!
– Ну, где тут эта русская невеста нашего Эдмона?
На террасу вышел грузный мужчина с лицом батюшки Генриха де Шале. Это был старший брат профессора Феликс. За ним на террасу потянулись другие гости из родственников и знакомых Монрея. И хотя Женька знакомилась со всеми заново, лица их были ей давно знакомы. За Феликсом профессор представил девушку его взрослым детям – Ришару Монрею (в сюжете Серсо), Люису (в сюжете де Ларме), Элоизе и Катрин. Супругой Ришара оказалась Клементина. С ними пришли их дети Жан-Жак и Люссиль. Цезарь и Валери приходились внуками Сабрины и детьми ее дочери Ажелины, которая, в свою очередь, была супругой Алена Франкона, давнего друга Эдмона.
Тут же присутствовали братья Савали Этьен и Кристиан, и Женька долго не могла оторвать взгляд от респектабельного «Тулузца». Одетый в дорогой эксклюзивный костюм, безупречно выбритый и причесанный, он очень отдаленно напоминал сурового поножовщика со Двора Чудес.
– С возвращением, Дикая Пчелка, – улыбнулся он.
– И вас тоже.
– С каких это пор мы стали на «вы»?
Улыбка у Кристиана была мягкой, но Женька, тем не менее, сильно смутилась, глядя в его смоляные зрачки.
Сначала этот водоворот знакомых лиц казался наваждением, но вскоре фехтовальщица освоилась. Никто из присутствующих, кроме Савалей, Ришара-«Серсо» и Дюпре- «Лабрю» о сюжете не знал, поэтому девушку Эдмона принимали только, как его русскую невесту, часто вспоминая при этом бабушку-эмигрантку.