– Послушайте, а де Белар?.. Он жив?
– Жив не де Белар, а Кристоф Ларош.
– Ларош?.. Это… это тот оператор, который с аллергией?
– Да. Я думаю, что его болезнь представляет собой побочное действие Окна. Люссиль тоже болела после смерти той девочки со Двора Чудес.
– А Ларош? Он не умрет?
– Нет, что вы! Иначе бы я не брал прототипы из жизни. Эти недомогания проходят самопроизвольно.
В зал вошли Эдмон и Даниэль. Лица обоих говорили о том, что разговор был бурным. Женька подошла к Эдмону.
– Ты зря нервничаешь.
– Я сказал, что сцены с Вирджини не будет.
– А я говорю, что мадемуазель Шмелева должна сама решить, что ей делать, – возразил Даниэль. – И потом Монсо не игрушками занимается! Если девушка не будет сниматься, она должна позвонить ему, чтобы он не тратил зря съемочный день!
– Я сам позвоню.
– Нет, не надо звонить! Я буду сниматься! – сказала фехтовальщица.
В ответ Эдмон подхватил ее на руки и под шутливые напутствия гостей унес в комнату наверху. Поединок продолжился на другой территории, где, в конце концов, все доводы тоже потеряли свое значение и были раздавлены в тесном соприкосновении уже не только губ, но и тел.
Неприбранная голова
Выходные были проведены в визитах к родственникам, прогулках и веселом безделье, которое всегда приятно после некой тяжелой обязательной работы и за которое не стыдно тем, кто понимает, что скоро будет другая работа, и возможно еще тяжелей и обязательней.
Женька собиралась позвонить домой в субботу, но не решилась; в воскресенье она сделала вид, что забыла об этом, а в понедельник Эдмон повез ее на выставку.
Выставка открывалась в девять утра, но Эдмон и Женька приехали туда только к одиннадцати. Эдмон долго и тщательно приводил себя в порядок, принимал душ, брился и подбирал костюм. Потом он стал выбирать одежду и фехтовальщице, заставив ее снять джинсы и маечку.
– Здесь не может быть мелочей, это представительная выставка. Там будет телевидение.
Фехтовальщица не стала спорить и оделась так, как он велел. Теперь его беспокоила только ее прическа.
– Жаль, я не подумал вчера о стилисте. У тебя не совсем прибрана голова.
Монрей с досадой потер нос и вывез свою невесту в новый день с «не совсем прибранной головой».
Телевидение, действительно, было – несколько европейских каналов сторожили посетителей у входа и выхватывали для своих репортажей известные или просто самые значительные светские лица. Монрей был в первой десятке самых молодых и успешных предпринимателей в сфере ресторанного бизнеса, поэтому его тут же заметили.
– Месье Монрей, как вы оцениваете значимость этой выставки для рестораторов Франции? – подскочили к нему журналисты.