– А, пузырь, – заметил меня дядя Вася, – ходи-ка сюды, садись.
Я подошёл, сел. Дядя Вася налил мне полстакана самогонки:
– Давай, пузырь, дуй за Победу!
Два фронтовика, хорошо поплывшие, посмотрели на меня, протянули свои бутылочного цвета гранчаки, чокнулись со мной:
– За Победу!
До меня вдруг дошла вся большая важность этого дня.
– За Победу! Тяни, пузырь!
Я выпил, проглотил эту самодельную гадость – слёзы из глаз, закашлялся. Дядя Миша поймал мне солёного груздя в дюралевой миске.
– Закушай, закушай.
Изба покачнулась, внутри меня кто-то запрыгал. Я встал на ноги, сделал шаг – и упал. Дядья заржали, а дядя Вася захлопал в ладоши и запел:
В саду ягода малина
Под закрытием росла,
А княгиня молодая
С князем в тереме жила.
Я плясал, плясал и падал, поднимался и снова падал, поднимался и плясал. Плясал так, как плясал лысый Лихоманёнок (он был мужик женатый, но на деревенский пятачок ходил и плясал – отводил душу). В очередной раз я упал, ударился уже на полу о деревянную ножку кровати и на карачках пополз к двери. Заносило меня туда и сюда с каждым шагом, но двигался к дому. Стал перешагивать дорожную канаву и свалился в неё. Лежу, смотрю на небо – а небо падает за голову, и по спине ручеёк булькает – давай бабу звать.
– Баба! Ба-аба…
Баба Таня нашла меня, подняла, взяла на руки, понесла в дом.
– Ах, антихристы, чаво с мальцом изделали!
Дома уложила, принесла от соседки кислого молока (своей-то коровы не было), стала меня отпаивать. На другой день, встретив безрукого Михаила, «понесла его по кочкам»:
– Христа на вас нет, ироды! Васька, ладно, ён на всю голову ушибленный, а тябе-то голова цела! Чаво с мальцом изделали? Яму шесть годов только, а вы?
Дядя Миша единственной, левой, рукой отмахнулся:
– Крепше будет, баба Таня.
Оклемался я. Потекла нищая деревенская жизнь. Деревня сажала картошку. Ели траву: щи из лебеды, хлеб из крапивы. Её, крапиву, отваривали и, порубленную, разварную, ложками ели. За лебедой и крапивой ходили всё дальше и дальше – ту, что росла близко, всю съели. Стал у меня расти живот – сам вроде худой, кожа да кости, а живот как яйцо. Но не болел – и то слава Богу! Я очень скучал по маме и папе. Ходил с ребятами в лес. Пошла земляника, сыроежки грибы. Дядя Миша, безрукий, серьёзно говорил нам:
– Железки найдёте в лесу, ребята, не трогайте их – беды не оберёшься. Вон в Оленине парню ногу оттяпало.
Пошёл сенокос…
– Серёньк, глянь-ко, кто по большаку идеть. – Баба Таня узнала маму.
– Ма-а-а-ма-а! – Я побежал к маме что было духу.
Мама шла с ребёнком на руках, за плечами – громадный рюкзак. Семижильные были наши мамы!