Соседка по квартире, жена брата тётки Груши, работала буфетчицей в кремлёвской больнице. Больные там пили чай с лимоном, так вот эти пользованные дольки лимона тётя Настя принесла маме, ну а мама тут же привезла их мне на Пироговку.
– На-ко вот, Серёньк, попробуй, – открыла мама стакан с лимонными дольками и совсем тихо сказала самой себе: – Господи, помилуй!
Кризис миновал, и я стал поправляться. Начал вставать с постели, шастать по палатам и кабинетам. Когда-то я видел, как мама гадает на картах, и стал гадать медсёстрам: «Пустые хлопоты, скорое свидание, казённый дом, дальняя дорога…» Меня любили, особенно медсёстры, я им загибал были-небылицы про войну: как мы с мамой партизанили, как били немцев, взрывали поезда и те летели под откос, взрывали мосты, поджигали склады. Наверное, я им рассказывал какое-то кино, а так как был горазд на выдумки, то в лицах показывал и наших, и немцев. Медсёстры смеялись, а тётенька-врач в очках сказала: «Артист», – и не засмеялась. Медсёстры спрашивали маму: «А правда, что сынок с вами партизанил?» Мама любила шутку: «А как же? Грудь пососёт – и давай партизанить».
К лету меня выписали. Вернувшись домой, я тут же полетел вниз по лестнице к Соловейчикам – очень хотелось увидеть Маргаритку. До звонка я не доставал, начал по привычке стучать. Дверь открыл дедушка Маргаритки, дядя Миша – волосы на голове всклокоченные, изо рта свисала потухшая трубка:
– Здравствуйте, молодой человек. Поправились? А то мы тут переживали за вас.
– Маргаритка дома?
– Барышня ваша уехала до конца лета.
Я расстроился и пошёл к себе наверх. Лето только начиналось, а до его конца ждать – это же целая вечность. Навернулись слёзы, всплакнул.
Дома от тётки Груши я узнал, что маму Маргаритки, тётю Миру, посадили в тюрьму, потому что она была «враг народа». В голове у меня закрутилось: «Враг народа, враг народа…» Как же так? Враги народа нашего были немцы, они хотели наш народ убить. Тётя Мира не хотела этого, у неё даже ружья не было. Если тётя Мира – враг народа, то и народ ей враг? Такого не может быть. Я видел народ, много народа видел. На Красной площади целую площадь народа видел. И что же? Тётя Мира всему народу на Красной площади враг? Не могла она каждому быть врагом. Она такая добрая… и Маргаритка добрая, и дедушка её Миша тоже хороший. А враг не может быть добрым – враг злой и нехороший. Я рухнул на диван, отвернулся ото всех к стенке – нахлынули переживания, какая-то тоска навалилась. Маленький, годовалый, братик Сашка, который уже начал ходить и пытался разговаривать, тянул меня поиграть с ним: