Правда, не в СССР.
Греческий автор пользовался особым расположением вождей советского коммунизма. Поэтому 10-летие Октябрьской революции он встречает на трибуне Мавзолея. И даже приглашается на торжественный банкет, где произносит воинственную речь.
Сложно представить, что дороги Казандзакиса и Булгакова пересекутся. Но это возможно. И хотя их пути по московским улицам были параллельны, обоих авторов занимали очень близкие темы, связанные с идентификацией Иисуса Христа, интерпретацией его мыслей.
В художественном пространстве Москвы грек встречает много русских, советских авторов, еще необтесанных коммунистической властью и очень часто предельно откровенных с ним. Это тем более интересно, так как Казандзакис знал русский язык и понимал контекст. Вот так 6 ноября 1925 года он за бутылкой водки получает исповедь поэта Клюева. Его впечатления превращаются в эпизод в книге зарисовок «Письма Эль Греко»:
«В тот же вечер я познакомился с самым мистическим и самым чувственным мужицким поэтом — Николаем Клюевым. Белокурая и жидкая борода, лысый лоб; ему, наверное, сорок лет, но выглядит как будто ему семьдесят; он говорил низким, очень ласкающим голосом:
— Я не принадлежу к тем русским, которые делают политику и пушки, но к той рудной жиле чистого золота, из которой сделаны легенды и иконы, — сказал он мне с тайной гордостью, — от нас зависит настоящая Россия.
Он замолк, как будто сожалел, что раскрыл свои мысли; но гордость, которая жила в нем, взяла верх, он не мог удержаться:
— Быки и медведи не могут разбить врата Судьбы. Но сердце голубя может.
Он наполнил водкой стопку и стал пить маленькими глотками, щелкая языком, — довольный. Он снова пожалел, что разговорился; он полузакрыл глаза, посмотрел на меня.
— Не слушай, что я говорю, я сам не знаю, что я говорю, я — поэт».[57]
Он ведет беседу с автором, чья поэзия выросла из философии голгофских христиан и который вопреки официальной антирелигиозной пропаганде идет вспять со своим пониманием Христа.
Казандзакис даже материально, как он считал, помог Клюеву, когда совершил у него покупку. Первого июля 1928 года, не называя имени, он сообщает в письме к своему греческому биографу Превелакису: «Я купил у одного крупного мистического поэта великолепную Новгородскую Богоматерь. Грусть глаз и простота линий чудесны»[58].
Но путь Казандзакиса лежит именно параллельным Булгакову курсом. Он скорее выступает этаким прозаическим «Бездомным», когда сообщает в одном из писем о своих замыслах: «Я хотел обновить и дополнить священный Миф, лежащий в основе великой христианской цивилизации Запада. Это не просто „Жизнь Христа“».