Внизу раздались яростные голоса:
— Смерть! Смерть!
— Что это их так взбесило? — спросил Пилат. — Что ты им сделал?
— Я провозглашал им истину, — ответил Иисус.
Пилат улыбнулся.
— Какую истину? И что такое „истина“?
Сердце Иисуса сжалось: вот каков мир, вот каковы его правители — спрашивает, что такое истина, а сам смеется.
Пилат выглянул в окно. Он вспомнил, что не далее как вчера схватили Варавву за убийство Лазаря. Согласно старинному обычаю в день Пасхи римляне освобождали одного из осужденных.
— Кого вы желаете, чтобы я освободил? — крикнул Пилат. — Иисуса, царя иудеев, или разбойника Варавву?
— Варавву! Варавву, — завопил народ.
Пилат крикнул стражников, указал на Иисуса и велел:
— Отхлестайте его, наденьте ему на голову терновый венец, заверните в багряницу; и дайте в руки длинную трость вместо царского скипетра. Это царь, так облачите же его по-царски»![59]
В романе Казандзакиса мир Христа осовременен. Это действительность, которой добавлено много актуальных деталей. Поэтому поднимающие руку в римском приветствии центурионы — это уже эвфемизм нацистов, а сам Понтий Пилат — бытовой антисемит.
Пускаясь в осовременивание истории Христа, Казандзакис вкладывает в уста Пилата актуальные для послевоенной Европы суждения: «И разве Мессия не тот, кого вот уже столько поколений ожидают твои соотечественники, абрамчики, в надежде, что он освободит их и воссядет на престоле Израиля?»
Роман развивает довод о том, что если бы Иисус поддался какому-либо соблазну, особенно возможности спастись от креста, его жизнь не имела бы особого значения.
Пилат у Булгакова — это все же более близкая Евангелию фигура, хотя и в ней есть некий современный контекст:
«Но прокуратор, по-прежнему не шевелясь и ничуть не повышая голоса, тут же перебил его:
— Это меня ты называешь добрым человеком? В Ершалаиме все шепчут про меня, что я свирепое чудовище, и это совершенно верно, — и так же монотонно прибавил: — Кентуриона Крысобоя ко мне.
Прокуратор обратился к кентуриону по-латыни:
— Преступник называет меня „добрый человек“. Выведите его отсюда на минуту, объясните ему, как надо разговаривать со мной. Но не калечить».
4
В большом историческом пространстве разговор о мифичности Христа, затеянный Берлиозом, постепенно терял свой смысл. Берлиоз проигрывал, вместе с советской антирелигиозной пропагандой: главным врагом советских берлиозов становилась наука — археология.
Она находила то, что смогла бы оценить лишь святая Елена. И, возможно, свидетель Воланд.
Через год после смерти Булгакова, в ноябре 1941 года из небытия истории возник один из персонажей евангелий — Симон Кириот. В то время раскопки в окрестностях Иерусалима проводил профессор Сукеник. В скальных полостях был найден древний некрополь, содержащий специфические гробы, оссуарии, использованные в древнем Израиле в определенный период времени: в эпоху Христа и чуть позднее. К удивлению археологов, замковый камень на интригующем боксе со скелетированными останками был на месте. На крышке четко просматриваются имена и Симона, и его сына, и название «из Киринаики».