К слову сказать, с Вицлипуцли связан исторический эпизод вступления Кортеса в Мехико. Желая угодить испанскому завоевателю, Монтесума проводит перед ним обряд жертвоприношения: у индейца, положенного на жертвенник, прорицатель вырывает сердце и, вздымая его над головой, показывает трепещущий орган солнцу. Ацтеки верили, что такой обряд, адресованный Вицлипуцли, позволяет светилу насытиться человеческой кровью и продолжить свой 52-летний астрономический цикл. Надо ли говорить, что Кортес, завоеватель не робкого десятка, был потрясен произошедшим и даже думал, что он открыл не Мексику, а подлинный ад…
Собственно, в момент, когда Берлиоз рассказывает, как индейцы лепили из теста фигурку кровавого Вицлипуцли, и появляется Воланд.
Конечно, вступление в беседу третьего персонажа, да еще и утверждающего, что он якобы был на осуждении Христа, сильно воздействует на воинствующих безбожников. И хотя их подозрения относительно прохожего не идут вначале в область потустороннего, они подозревают его в главном эвфемизме дьяволизма 1930-х годов — в шпионаже.
«Мы сотрем с лица земли нечисть, которой фашистские разведки пытались загадить священную почву нашей социалистической родины», — писал еще один враг Булгакова, Всеволод Мейерхольд, в статье в «Советской культуре» от 17 июня 1937 года, ровно через пять дней после расстрела Тухачевского.
В любом случае Берлиоз и Бездомный разглядели в Воланде какую-то нечисть. И это открытие приводит обоих к краху. Так кто же был этот эрудит, притянувший черта, во время рассказа о лепке человечков из теста? Кого описывает Булгаков в первом абзаце романа?
«Первый из них, одетый в летнюю серенькую пару, был маленького роста, упитан, лыс, свою приличную шляпу пирожком нес в руке, а на хорошо выбритом лице его помещались сверхъестественных размеров очки в черной роговой оправе».
3
Среди советской номенклатуры, старых большевиков и революционеров имелся человек с такими приметами и с такой шляпой, в каковой он стал появляться на трибунах перед Мавзолеем во второй половине 1930-х годов. Его жизнь была своеобразным образцом для Булгакова. Этим адептом воинствующего атеизма был автор поэмы «Новый завет без изъяна евангелиста Демьяна» поэт Д. Бедный.
Его имя фигурирует в изъятом у Булгакова при обыске анонимном стихотворении «Послание евангелисту Демьяну Бедному». Приписываемое Сергею Есенину, оно до сих пор является предметом спора о его авторстве. Но несомненными были его общественный резонанс и популярность у оппозиционной официальной власти интеллигенции, к которой принадлежал Михаил Афанасьевич. В этом поэтическом ответе, к слову, есть четверостишье, которое нас сразу отсылает к завязке романа Булгакова.