Я вкладываю фигурку в ладонь Пьетюра. Обвязываю края плаща вокруг шеи, чтобы получилось нечто вроде мешочка, в котором матери носят на груди детей, и наполняю его камнями. В первую очередь я кладу туда амулет, который мне дала Роуса. Всякий раз, как я наклоняюсь, боль впивается в меня ножом; самодельный мешок слишком тяжел для моих ослабевших от лихорадки мускулов. Я боюсь, что камней не хватит. Впрочем, я не раз видел, как люди тонут, и знаю, что хватит одного вдоха.
Пьетюр спит. Я поднимаю мешок над головой и вхожу в море.
Вода холодна.
Не могу.
Я оборачиваюсь к Пьетюру. Он возненавидит и проклянет меня.
Но потом я представляю, как он орудует веслами. Как стоит на палубе торгового судна, и ветер треплет его волосы, унося в прошлое годы жизни в страхе. Как он сливается с толпой в Копенгагене – обычный человек, такой же, как и все. Больше никогда за его спиной не будут раздаваться шепотки: «Huldufólk!», «Дьявольское отродье!». Без меня он станет свободным.
В любви мы раскрываемся – так после землетрясения раскрывается земля.
Я снова поворачиваюсь к морю и иду вперед. Меня захлестывает удивительная легкость, будто камни больше ничего не весят. Всю жизнь я боролся с течением, но теперь возвращаюсь в спокойные воды.
Небо дышит прохладой, и никогда еще я не чувствовал себя настолько живым.