– Однажды, когда я только начала встречаться с твоим отцом, мне было девятнадцать или двадцать, мама сказала: «Не стоит соглашаться, если не уверена, если сомневаешься, – пока есть время уйти». Твоя бабушка придерживалась очень старомодных взглядов. Так и не поняла, что она имела в виду под «пока». Надо было ей сказать. Мы ходили в кино, в кофе-бар – кажется, очень здорово сходили, – один раз даже в оперу. И гулять в парк. Не то чтобы «ах». Думаю, твой отец жил в сущей дыре, и… знаешь, как грустно бывает порой воскресным днем. И я спасала его от его самого, приглашая в парк и позволив говорить о…
– О том, как он спасет мир, – закончил Лео. – Студенты-медики только об этом и говорят.
– О том, как он спасет мир, – задумчиво повторила Селия. – Нет, непохоже. Не думаю, чтобы он хотел спасти мир. Просто собирал статистику. Чтобы гордо заявлять: «Я – врач» на вопрос «А чем вы занимаетесь?» на какой-нибудь вечеринке. Ты вот не помнишь своего деда, моего отца. Он умер, когда ты был совсем маленьким. Когда речь заходила о голоде и эпидемиях – тогда только начинали говорить о том, что в Азии и Африке они есть, – он произносил жуткие слова. Смотрел фото или кинохронику и говорил: «Природа делает обрезку в саду». Будто бы сама мать-природа решила наслать чуму и убить этих несчастных: все равно из них не вышло бы ничего путного. Знаешь, у моей матери умер ребенок. Мне тогда было десять. В то время это никого не удивляло: пневмония новорожденных – такое случалось нередко. Но помню, как мать ничего не сказала, просто ходила по дому и пялилась на все. Годами. Думаю, она так и не оправилась до конца. Так ждали и готовились, и она решила, что это ее последний ребенок. Мальчик – а потом он умер.
– Не знал, – сказал Лео. – Был бы у меня дядя.
– А он и был твой дядя, – подтвердила Селия. – Просто умер. Мать молчала об этом, и отец тоже, – вообще никто и никогда не поднимал эту тему. И мне хотелось спросить отца: а он – тоже обрезка в саду? Твой отец нашел бы в этом резон. Оттого-то он и стал врачом. Чтобы приводить мир в порядок правильными способами.
– Ну мам… – вздохнул Лео. – Ты ведь не всерьез, правда?
– Жаль, я не послушала твою бабушку, когда она сказала, что, если не уверена, не стоит соглашаться, пока есть время уйти. И ведь было к кому. Я однажды совершила ужасную ошибку, и теперь ужасная ошибка – вся жизнь. Смотрю на мир – а он вечно, всегда, на грани того, чтобы сказать ужасное – или ужасно смешное. Вот и твой отец его так видит. И вечно ищет повод для ссоры – а ссориться с ним никто и не спешит.