– Ты считаешь, это сделали мы, – без предисловий начала она. – Мы выдали Рафика.
Притворяться не было смысла.
– Да, считаю.
– Ты не понимаешь, насколько это важно. Для тебя…
– Сестра! – пораженно отозвалась Назия.
– Послушай, прекрати говорить так, точно Мафуз – предатель.
– Разве наши подозрения беспочвенны?
– Тогда можно назвать предателем кого угодно, – ответила Садия. – Например, того, кто прячется за городом, нападает на солдат своей страны и хочет свергнуть правительство, разрушить государство. Они тогда кто?
– Ты говоришь о нашем брате, – напомнила Назия.
– Что важнее, брат или родина? Мафуз – не предатель. А маме следует перестать каждый день ходить и ругаться с офицерами.
– Может, ей и дышать перестать? Ей нужно знать, где ее сын. Он мертв? Его убили?
Она имела в виду лишь то, что матери нужны ответы на эти вопросы, но Садия неожиданно ответила:
– Не знаю. И не знаю, как выяснить.
Гнев охватил Назию:
– А должна бы. Спроси своих Дружелюбных.
– Не говори об этом. Прошу тебя как сестру. Если хотите остаться при своих, не ходите в участок. Скоро война закончится – и придется платить по счетам.
Назия вцепилась в ручки кресла. Подалась вперед. Хотелось боднуть золовку как следует.
– Не понимаешь? Ни один бенгалец не перестанет воевать. Вашему правительству придется перестрелять нас всех. Война и правда скоро закончится, но ваши проиграют. И что вы будете делать? Соберетесь и побежите? А твой Мафуз будет предан суду. И, если мы не ошиблись, повешен.
– Есть вещи поважнее. – Садия встала и отряхнулась. – Если хочешь, чтобы все живущие в доме уцелели, примите то, что Бог навлек на вас. Вы не знаете, что такое любовь и на что она способна.
Гостья ушла. Назия сидела в кресле, пытаясь прийти в себя. Остальным она об этом не расскажет. Просто вскользь заметит, что приходили Садия и Мафуз, общались с бабушками и пообещали вернуться, когда все утихнет. Пару раз Шариф посетовал, что Садия не похожа на всех остальных в семье. В детстве она и мечтала, и играла по-другому. Единственная не носилась как угорелая и не играла в догонялки с соседскими детишками, а сидела в своем уголке своей комнаты, разложив свои скромные вещички, – играла в магазин. «И что в этом веселого?» – вопрошал младший, Рафик, со скучающе-недоверчивым видом; его удавалось принудить сыграть за покупателя или приказчика – на несколько минут, после чего он снова уносился с визгом и воплями «стрелять» из деревянного пистолетика в мать, повара, соседского мальчишку. Садия хотела заполучить, когда вырастет, собственный магазин тканей: шелка́, хлопок, продавцы разворачивают рулон, сообщая: «Две така за ярд, госпожа, итого двенадцать така». И глаза ее блестели. Она видела, что те, кто продает, отличаются от тех, кто пишет, выступает в судах, от врачей и инженеров. Кончилось тем, что на ее глазах ее муж продал ее брата. Чего только не сделаешь из-за любви!..