– Сар ходил в спортзал, правда ведь? – спрашивала она. – А потом не мылся. И до моего дома бежал бегом. И снова вспотел. Ты не мылся три дня, Сар. А что это у тебя на футболке? Сперма, так ведь? Мы же ею твою сперму вытирали, да, Сар? А потом ты снова ее надел. О, ты еще попперсы на нее пролил! Ну что ты за свинья такая вонючая! – Джош ждал. – Все так, Сар. Вот тебе новая дырка. Ты сегодня отымеешь нашего поросеночка прямо у всех на глазах в клубе «На коленях». У меня для него кое-что есть. Показать? В моей сумочке: привяжем ленточками, маленькими женственными ленточками, а потом поучим его. Ему не понравится, совсем-совсем. А потом, когда я закончу, передам его тебе. Маленького правильного мальчика. Он не любит, когда его трахают, правда? Для тебя ведь он – очередная дырка, Сар? Ты будешь делать то, что я скажу. Поросеночек. Всего лишь прислал мне сообщение на этой неделе. А это запрещено. Так что он заслужил наказание.
Автомобиль они бросили на дальней улице. Уже выйдя из машины, она прицепила поводок к его ошейнику и, обернувшись, глубоко впилась в его губы. На кончике ее языка обнаружилась таблетка: он благодарно проглотил ее. Поводок она вручила Сару: потному, в драной, грязной, заляпанной футболке. И торжественной процессией – она на десятисантиметровых каблуках, за ней Сар, за ним покорно трусит «поросеночек» – прошествовали в клуб. Проезжавшие мимо в машинах улюлюкали; пассажиры на задних сиденьях отводили глаза, смеясь или недоумевая. В раздевалке они сняли с себя всю одежду, Сар тоже: она смотрела, как одежду убирают в черные пластиковые пакеты, а после повела их на месячное заседание клуба «На коленях» – клуба, побывать в котором Джош мечтал всю жизнь; и ночь началась.
После каждой ночной оргии Джош знал: наутро он проснется в необычайно оптимистичном и радостном настроении. У него была самая большая спальня в доме. Проснувшись около одиннадцати, Джош услышал сутолоку и голоса внизу. Как следует потянулся. Несколько минут провел за приятным занятием: разглядывая картины. Одна висела у изножья постели – почтительная копия Поллока, пятьдесят лет назад выполненная польским художником, вторая – на стене за комодом орехового дерева: работа Мередита Фрэмптона, приписывавшаяся другому автору и обнаруженная Джошем в девяностых на аукционе. Он любил свою комнату: она была его, и ничьей больше. На ореховом стуле висели аккуратно сложенные кожаные штаны; на полу выстроились его ботинки. Чувствовал он себя особенно хорошо. Глубоко и удовлетворенно вздохнув, Джош встал и потянулся за своим белым утренним халатом. Спина саднила, но это почти не беспокоило: ночью в какой-то момент взялись за хлыст. Он был страшно доволен. Тело приятно ныло – прошлой ночью он сполна познал таинства секса.