– Звучит заманчиво.
– А ты как развлекался? Впрочем, знаю. Тебя пороли, и на тебя ссали доминатрикс. Думаю, туда много юристов ходит.
Джош быстро посмотрел на брата. Насколько ему помнилось, Томас был единственным, кому он рассказывал о клубе «На коленях» и о том, что там происходит. Однажды Джош признался кузену: во-первых, ему не терпелось поделиться хоть с кем-то, а во-вторых, он знал, что Томасу плевать.
– Почему ты так решил?
– Что решил? Про юристов? Ну так естественно. Кто же еще туда пойдет? Ветеринары, что ли?
Не самое удачное замечание. В ту ночь случилось то, чего не должно было случиться. На мгновение явная и тайная жизни Джоша соприкоснулись: не в смысле унижения, но в виде пары слов. Человек в маске ходил кругами и присматривался; Джош был привязан к лавке – старомодному гимнастическому «коню»: пот стекал по его лицу. Остальные тоже толпились вокруг, бормоча слова одобрения и, возможно, ожидая своей очереди. Человек в маске осматривался минут десять, а то и больше. В какой-то момент он присел на корточки и поднес лицо близко к лицу Джоша: тот ощутил запах горячей кожи от его маски. Он только и сказал: «Привет, Джош». Спокойным голосом. Джош узнавал и не узнавал его. Этот голос принадлежал другому месту. Он и забыл об этом – вспомнил вот только что: но теперь, поразмыслив, припомнил: голос принадлежал кому-то из коллег. Кто-то, с кем он работал, видел его в клубе «На коленях».
– Что ты намерен делать? – спросил кузен.
– Я?!
– О господи, не надо на меня орать! – воскликнул Томас. – Я лишь хочу спросить, что ты будешь делать на дедушкин юбилей. Ты заранее поедешь? Думал, вся организация на тебе.
– По большей части на Шарифе. Я бы и понятия не имел, кого пригласить. Дед уже успел заколебать меня упреками, что я не знаю, как найти отца.
– Держу пари, моя мама знает, где он. Просто не говорит.
– Не думаю, – ответил Джош.
Над ним склонилось Кожаное Лицо неясных очертаний. Он зажмурился из страха, что снова учует его запах и увидит пылающую восторженную физиономию. Сделал над собой усилие. И стал думать о другом.
5
Томас открыл дверь дома на Графтон-сквер. У него были ключи, поскольку он жил ближе всего к родителям. Треско обзавелся белокурыми дредами и по выходным преимущественно гонял досужих клиентов по полям Сомерсета, а остальное время проводил на ферме у границ Уэльса с Дафной и полдюжиной детишек, которые постоянно носились сломя голову. Тамара обитала в Брисбене: ее бутик-отель на побережье, кажется, имел успех; Трев – в Уэльсе, делала несъедобный козий сыр; жила со своей шестидесятилетней любовницей Алисон и занималась экоактивизмом. Томас размышлял: дело в Алисон или Тревор сама не желает общаться с родными? В последний раз, когда они с ней виделись, он пытался попрощаться с сестрой на главной площади ближайшего города – кстати, почему там, а не в простецкой хижине Алисон дальше по переулку? И Алисон вдруг решила, что они уже достаточно напрощались. Подошла: большие глаза пялятся прямо на тебя, а длинные седые волосы обвивают грудь – году в тысяча девятьсот семьдесят пятом это, должно быть, выглядело весьма зазывно. Обняла Тревор сзади, недвусмысленно положив ладони ей на грудь. «До скорой встречи», – сказала Трев хриплым, как теперь за ней водилось, голосом; а Алисон тут же перебила: «Ну, не до столь скорой, скажем так. Продавай. Делай деньги». Томас не успел ответить, как она силой увела его сестру, они сели в свой джип и были таковы. Непонятно: отчего, узнав, что он – агент по продаже недвижимости, с ним начинали обращаться именно так? Вероятно, мать мысленно оглядела детей, живущих далеко отсюда, и отогнала мысль, что лучше бы доверить ключи от Графтон-сквер Джошу, чем третьему и худшему из своих отпрысков.