Кроме того, если бы ее сейчас не было в Ледовом Дворе, то Равка не получила бы предупреждения о готовящемся вторжении фьерданцев.
Но какой ценой?
Она подозревала, что скоро узнает.
Главная комната их апартаментов в Ледовом Дворе производила грандиозное впечатление: высокие беломраморные стены, сводчатый потолок и огромный каменный очаг, искусно украшенный резьбой в виде переплетающихся ветвей священного ясеня Джеля. Все это было свидетельством высокого статуса коммандера Ярла Брума – того, который ему с таким трудом приходилось восстанавливать теперь, после вторжения чужаков в Ледовый Двор и унижения, которому его подвергла одна из гришей в доках.
В данный момент Брум предстал перед ними в мундире и с шинелью, перекинутой через руку. Он готовился отправиться на фронт. На его лице застыла бесстрастная маска. Мать Ханны выглядела слегка встревоженной, что, впрочем, было для нее характерно. В очаге потрескивал огонь.
Женщина средних лет с темно-каштановыми волосами, убранными в замысловатые косы, сидела, выпрямив спину, в одном из обитых кремовым бархатом кресел, стоящих у огня, и держала в руках чашку чая. И это оказалась не просто одна из сестер монастыря. На ней была темно-синяя мантия и пелерина, предназначенная для матери-хранительницы, самой главной монахини в монастыре. Ее лицо не показалось Нине знакомым, и Ханна, судя по краткому обмену взглядами, ее тоже не узнала. А ведь Ханна прожила в монастыре несколько лет. Но эта женщина определенно не могла быть и недавно поступившей послушницей. Так кем же она была и зачем появилась в Ледовом Дворе?
Нина и Ханна склонились в глубоких реверансах.
Брум указал рукой на женщину.
– Энке Бергстрин приняла на себя управление монастырем в Гефвалле после трагического исчезновения предыдущей хранительницы.
– Разве ее до сих пор не нашли? – спросила Нина голосом столь же невинным, как лепет младенца.
Было бы неплохо вынудить Брума занять оборонительную позицию, если он начнет задаваться вопросами, что произошло тогда в монастыре. А еще ей нравилось наблюдать, как он нервничает.
Брум переступил с ноги на ногу, метнув короткий взгляд на жену.
– Полагают, что она могла оказаться в крепости, когда прогремел взрыв. Монастырь брал в стирку одежду солдат.
На самом деле это было не более чем прикрытием их настоящей работы – присмотра за беременными гришами, которых пичкали юрда-паремом по приказу Брума.
– Но с чего бы матери-хранительнице отправляться туда лично? – настаивала Нина. – Почему бы просто не послать одну из послушниц или монахинь?