Мы с Тоётоми явились одетыми по полной форме, если не считать фуражек, а вот Воронцова воспользовалась разрешением Алексеева и китель оставила в купе. Сам заместитель начальника корпуса был в своем обычном зеленом мундире, наглухо застегнутом.
Наш поздний обед (или, скорее, ранний ужин — майор предупредил, что больше нас до самого Петрополиса кормить не будут, разве что утром предложат чай) начался не с традиционных пирогов, а с легкого овощного салата. Вино к нему подали белое — что-то вроде шампанского — в высоких узких фужерах.
Едва полные бокалы опустились на стол, как есаул Семенов взялся за свой и поднялся на ноги.
— За Государя Императора Бориса! — провозгласил офицер, салютуя нам фужером.
Все остальные дружно задвигали стульями, также торопясь встать.
«А вино-то с сюрпризом, сударь!» — внезапно заметил фамильяр, стоило моим пальцам коснуться стеклянной ножки бокала.
Я вздрогнул, едва не опрокинув содержимое фужера на скатерть.
«Снова яд?!» — спросил, похолодев.
«Нет, не настолько все плохо. Не яд. Но кое-что добавлено. Хитрый составчик, усиливающий чувство эйфории — и, скажем так, снимающий некоторые барьеры. Например, если вдруг вы злоумышляете против Государя Императора — то через пару часов непременно в красках поведаете о сем господину есаулу».
«А, ну это не страшно. Я Государю Императору ничего плохого не желаю», — отлегло у меня от сердца.
«Ой ли, сударь? А кто только что примерял царскую корону Светлейшему Князю Романову? Сие ли не крамола?»
«Так я же не всерьез!»
«А всерьез и не нужно. Довольно станет и пустой болтовни».
«Что же делать? Может, уронить бокал на пол, как в прошлый раз?» — пришла мне в голову идея.
«Во время тоста за Государя Императора? Вы с ума сошли, сударь? Дайте-ка я лучше сию добавку нейтрализую!»
«А вы можете?»
«Не мог бы — не стал бы предлагать».
«Так делайте! — торопливо бросил я — Алексеев на меня, замешкавшегося, уже недобро косился. — Только, если можно, эйфорию оставьте — что зря добру пропадать!» — попросил я затем.
«Сие сильно усложнит работу. Так что нет уж, сударь, будет с вас эйфории от самого вина», — усмехнулся Фу.
«Так что, когда можно будет пить?» — теперь уже на меня удивленно смотрел и есаул.
«Еще секундочку… Все, сударь, пейте смело!»
Пять бокалов, соприкоснувшись краями, звякнули.
Вино, кстати, оказалось недурным — мягким, с легкой цитрусовой кислинкой. Градус в нем не ощущался вовсе.
Осушив фужеры — пили, не сговариваясь, до дна — мы заняли свои места, дабы отдать должное салату. Ужин начался.
* * *
В свое купе я вернулся часа через два — сытый и в прекрасном настроении. Последнее, кажется, посетило меня сегодня впервые с момента, как мы разругались с Надей. Может быть, по доброте душевной фамильяр все-таки оставил мне чуток бонусной эйфории?