На лице заместителя начальника корпуса явственно читалось, что сие его более чем затруднит, но, поколебавшись несколько секунд, он все же буркнул:
— Как вам будет угодно, господин поручик…
* * *
Долго ждать Милану не пришлось — не минуло и пяти минут, как Воронцова вошла в кабинет. Почтительно поздоровалась с Алексеевым, снисходительно кивнула жандарму, одарила меня взглядом тигрицы, у которой нагло отобрали законную добычу, по Крикалеву же равнодушно скользнула глазами, словно по мебели. Со своей стороны я был готов прямо сейчас втоптать сию гадюку в паркет, но в ответ лишь подмигнул — подумал, что это взбесит ее сильнее всего. И, судя по тому, как яростно сверкнули глаза молодой графини — не ошибся.
Встала брюнетка справа от меня, шагах в двух — благо пространство позволяло — и на изящном безымянном пальце ее левой руки я отчетливо разглядел серебристое колечко с печаткой.
«Тот самый перстень?!» — с замиранием сердца поинтересовался я у Фу.
«И да и нет», — буркнул фамильяр.
«В смысле?»
«Сейчас сами все поймете, сударь».
— Прошу извинить за доставленное беспокойство, молодая графиня… — вкрадчиво обратился к ней Петров-Боширов.
— Оставьте, господин поручик, — бросила Милана, подкрепив слова манерным жестом. — Я все прекрасно понимаю и готова помочь розыску, чем смогу. Задавайте скорее ваши вопросы, прошу вас!
— Вы носите перстень, молодая графиня? — тут же воспользовался полученным дозволением жандарм. Уверен, впрочем, что к этому моменту он и сам уже заметил серебристый ободок на пальце Воронцовой.
— Да, ношу, — сделала вид, будто бы удивилась затронутой теме, девушка. Приподняв левую кисть и покрутив пальцами, она продемонстрировала украшение жандарму.
— Разрешите взглянуть поближе? — шагнул к ней Петров-Боширов.
— Простите, господин поручик, но он не снимается, — заявила Милана, тем не менее, протягивая руку с перстнем собеседнику. — Можно, конечно, отрезать палец, но, по возможности, хотелось бы этого избежать. Довольно уже на сегодня покалеченных рук!
— С последним не могу не согласиться, молодая графиня, — кивнул Петров-Боширов, аккуратно беря ее пальцы в свои и склоняясь к перстню — словно собираясь поцеловать девице руку. Секунд пятнадцать-двадцать простоял так, замерев, затем пробормотал: — Прошу, прощения, еще минуту… — после чего свободной рукой выудил из кармана своего мундира нечто, напоминающее лупу — а может, и впрямь лупу, круглую, на длинной ручке — и принялся изучать перстень через выгнутое стекло.
Воронцова терпеливо ждала, пока жандарм вдоволь насмотрится, разве что губы недовольно скривила, и то не сразу.