Лицо паши потемнело от гнева:
– Вы все можете сильно пожалеть о своей дерзости! В последний раз я предлагаю вам сдать крепость, это знамя и уходить живыми из крепости, иначе всех до единого здесь ждёт смерть!
– Довольно слов! – Лёшка прервал разгневанного турка. – Вы чувствуете этот запах? Здесь на камнях, под солнцем, лежит несколько сотен ваших воинов. И ещё столько же ляжет, пока сюда не подойдёт наша армия. Мы даём вам время до утра вынести их отсюда и достойно предать земле. Они пали за своего султана и за свою страну и достойны уважения! А вы делаете вид, что хлопочете сейчас за честь и за жизнь чужих воинов. О своих позаботьтесь, уважаемый, о мёртвых и ещё пока живых, которых вы совсем скоро погоните на убой! И вы только недавно говорили, что самое главное, самое дорогое, что есть у человека, – это его жизнь. Но для настоящего воина, кроме неё, есть ещё чувство долга и его честь. Лишишься чести – и не будет уже смысла в этой жизни. Для нас, для русских солдат, эти понятия неотделимы. И сдача этой крепости равнозначна будет потере чести, а значит, и самой жизни. И повторюсь, мы даём вам время до утра, убирайте ваших погибших из-под стен. Обещаю, мы в вас не будем стрелять!
– Да будет так, – кивнул паша. – До завтрашнего вечера да не прогремят здесь выстрелы!
– Ну вот, значится, и ещё на один день мы тут времечко оттянули, – Тимофей с кряхтеньем снял с плеча три турецких ружья. – Тяжёлые карамультуки, стволы-то у них длинные, заряжать долго, но зато и пулять они хорошо должны вот энтой своей круглой пулей. Господин поручик, а чего ещё там этот важный турок нашему капитану сказал? Вы же ведь хорошо по-ихнему разумеете?
– Да что сказал? – пожал плечами Милорадович. – Золото нам предлагал. Вот на Николу по золотой монете в пять сотен пиастров, на капрала Кузьму по две, ну а на тебя, значит, по целых три, лишь бы мы поскорее отсюда ушли.
– Ну и жмо-от же этот паша! – оскорбился унтер. – Мы, чай, мешками эти пиастры только вот недавно ворочали.
– Ну а дал бы он тебе цельный мешок, неужто бы ушёл отсюда? – прищурился, глядя на унтера, Живан.
– Да на кой он мне, – сплюнул егерь. – Я теперяча эти камни на вот энтих вот крепостных стенах, да политые кровью ребят, не в жизнь уже ворогу не отдам, пущай хоть всё золото басурманское они сюды сносят!
– Ну и правильно, – согласился с ним Живан. – Тогда ты ещё разочек сходи за ружьями, Тимош, а там мы уж будем ворота на ночь затворять.
Плутонг со штыками на ружьях стоял наготове перед приоткрытыми створками. В них проходили с крепостных подступов те егеря, что отбирали трофейное оружие у павших и складывали его во внутреннем дворике штабелями. С другой стороны сновала вереница турок, выносящая на южную дорогу, за дальний поворот своих убитых. Работы им было на целый день и на всю ночь, потом всех павших предстояло предать земле. У мусульман принято хоронить усопших до заката.