Так что эта история была самодеятельностью охраны – и самодеятельностью опасной. Он надеялся, что Александру удастся вытащить из той клетухи, однако помогать ему никто не спешил. Мирна Бишоп вообще злилась, ей казалось, что из-за близнецов может пострадать репутация аукциона. Назаров затаился, да и Яну рекомендовал не дергаться.
Ему пришлось смириться – не брать же камеру штурмом! Он убеждал себя, что с Александрой ничего не случится, слишком многие люди уже знают, что она взаперти. Вот только поверить в это не получилось, он почти не спал и отправился к ее каюте ранним утром.
Ночью он был один – Лер исчезла, когда они покинули служебные уровни, а сегодня так же неожиданно и неслышно материализовалась рядом с ним. Ян хотел упрекнуть ее, однако в последний момент понял, что она все сделала абсолютно правильно. В который раз уже. Вечером он хотел остаться один, и она дала ему такую возможность. Но соваться на территорию охраны в одиночестве было рискованно, и вот она снова здесь. Иногда Яну казалось, что она читает его мысли, и, несмотря на всю абсурдность такого предположения, ему становилось жутко.
Он убеждал себя, что ничего страшного не случится – по крайней мере, ничего страшнее того, что уже произошло. Но с этой надеждой пришлось расстаться довольно быстро: уже спустившись на нужный уровень, он увидел, что возле камеры Александры неожиданно многолюдно. Там хватало охраны, пришла даже Алла Золоторева собственной персоной, а главное, там суетились настороженные врачи. Все это было не к добру, и Ян ускорил шаг.
Охранники попытались его задержать, говорили что-то, а он не слушал. Ему нужно было увидеть, он только своим глазам доверять и мог. Он уже заметил кровь на металлическом полу возле камеры, и это его пугало, отнимало силы, не давало сосредоточиться. Разум немилосердно рисовал кровавые образы всего, что могло произойти с Александрой – когда он оставил ее одну! Добровольно оставил. Потому что верил в хоть какую-то цивилизованность их врагов. Но если Александры больше нет, разве это не станет самым жалким оправданием на свете?
Он заглянул в камеру, готовый ко всему – и ни к чему по-настоящему не готовый, потому что Ян еще не знал, позволит ли себе жить, если с ней что-то случилось. Но узнать ответ на этот вопрос ему так и не довелось, потому что Александры в камере не было. Там врачи возились с двумя охранниками – один еще не пришел в сознание, его голова была замотана кровавыми бинтами. Другой сидел между врачами и тихо подвывал в явном ужасе. Яну не нужно было спрашивать, почему: глаза охранника были закрыты повязкой, а врачи смотрели на него с нескрываемым сочувствием – как на того, с кем случилось непоправимое.