У Беатрис для всех находилось ласковое слово, и порой она проводила время с людьми, когда им было грустно. Всегда было очевидно, когда кто-то впадал в меланхолию: он не приходил в кафе, предпочитая плакать в своей комнате; тогда она отправлялась узнать, можно ли посетить этого человека. Обслуживающий персонал демонстрировал такую степень доброты и заботливости, которая казалась недостижимой в больнице. Пациенты оставались здесь подолгу, в среднем год. Молодой человек по имени Кристоф жил уже пять. Ребенком он подхватил вирус, и теперь стал парализованным, как я. Ему все время было холодно, и он не отходил от батарей отопления. Даже летом, когда солнце сияло сквозь окна, вы могли найти его приклеившимся к радиатору, истекающим потом, но замерзшим. У паралитиков проблемы с терморегуляцией: температура их тела не регулируется нормальным образом. Несмотря на невропатический жар, снедающий меня снаружи, мои кости часто казались оледеневшими. Я чувствовал себя замороженным стейком, который кинули на сковородку и теперь ели, хотя середина все еще была хрустящей ото льда. Многие люди курят, чтобы согреться. Если им проводили трахеотомию, они курят сквозь отверстие, зияющее у них в горле. Сколько рубашек, штанов, одеял я прожег, ничего не чувствуя, пока – вот уж аромат из ароматов – не ощущал легкого запаха поджаренной плоти?
Мы давали прозвища всем медсестрам: Жажа-Сердце-Моё, Мади-Расскажи-Мне, Кри-Кри, До, Шерстяная Мари, Джо. Не говоря уж об Анник Огненные Поцелуи, Простушке Брижитт, Ароматной Йо-Йо, Блаженной, Рыжей Софи, Сестричке Франсуазе, Луи Друиде, Папаше Жожо, Жоэле-Центнере, Санитаре Жан-Поле и Большом Боссе Бюснеле.
Ангелы, каждый из них.
Пациенты с квадрипегией, параличом четырех конечностей, не могут использовать грудные мышцы. Они с трудом дышат диафрагмой. Потребовались месяцы, прежде чем я приобрел рефлексы, необходимые для такого типа дыхания. Некоторым это вообще не удается. Они навечно связаны с аппаратом искусственной вентиляции легких.
Температуру воды в бассейне поддерживали на уровне около тридцати двух градусов, так что мы не замерзали. Я чувствовал себя астронавтом в невесомости. Ничто не стесняло меня физически. Я мог перевернуться вверх ногами, и ничего не мог бы при этом поделать. Меня поддерживали два кольца у меня под руками и третье вокруг шеи. Моя боль, казалось, уменьшалась. Я держался, как поплавок, вода ласкала мое лицо. Детские крики эхом отдавались вокруг, и я впадал в блаженное оцепенение.
Сильные личности выявлялись во время обедов в столовой, когда смешные истории передавались из одного конца комнаты в другой. Каждый день у кого-нибудь еда попадала не в то горло, и пациент вместо желудка наполнял свои легкие. Это могло быть смертельно. Санитары кидались к пострадавшему; вся комната замирала в ожидании. Когда все приходило в порядок, снова начинался смех, громче, чем прежде. Все знали о своей уязвимости. Каждый уважал страдания других. Между нами возникло подлинное чувство братства. Дважды моя коляска срывалась с места сама по себе, и я не мог ее контролировать. Я таранил стол и вминал его в стену. Были тревожные крики, но никто не пострадал.