У Беатрис был обширный сепсис. Она не могла ни есть, ни пить, не могла даже глотать воду. Она устала от того, что с ее губ бесчисленное количество раз вытирали ватными тампонами вытекающую слюну. А я в то время сидел за стерильной занавеской, составляя ей компанию в это мучительное время.
Она сказала своему отцу, «Знаешь, отец, а я видела Христа. И он мне сказал: «Вытри свой рот моим плащом, он очистит ото всех грехов». Она терпеливо взяла еще один ватный тампон, «Я очистилась от всех грехов».
Закутайся в мой плащ нежности.
Последние секунды жизни Беатрис были пронизаны непоколебимым чувством надежды, истинной верой.
За три дня до смерти ее выпустили из пластикового шара. Но было слишком поздно. Ее глаза уже сомкнулись. Она едва видела. Пришли наши дети в медицинских масках, по очереди садясь мне на колени. Когда я рассказывал им о ней, они рыдали, а затем вышли.
– Да будет воля твоя – это были ее последние слова. И она опустилась чуть ниже в кровати.
Мне разрешили забрать ее домой. Медсестры одели ее в любимое платье. Мы положили ее на кушетку возле камина, где она любила сидеть, когда уставала. Абдель плакал. Три дня ее окружали семья и друзья.
Селин, наша юная гувернантка с красными заплаканными глазами, накрыла стол, с которого все могли брать еду. Мой отец помог устроить похороны. В слезах, он сказал мне, что она научила его молиться. Абдель привез ее вещи из больницы: ее записи и письма. Она вела дневник.
Каждый раз она встречала нас с добротой, с любовью к ближним, с верой в Бога, с верой, что она поправится. Она дала слово бороться за жизнь, пока Робер-Жану, ее маленькому мальчику, не исполнится восемнадцать. Когда она почувствовала, что уходит, ее вера дала ей сил простить меня, отыскать напутственные слова для Летиции и слова утешения для Робер-Жана.
Затем она отправилась к Богу.
*
Я выбрал самый красивый гроб с крестом. Мы устроили службу в протестантской церкви и мессу в Дангю. Дети были прекрасны. Они пели молитву Святого Августина, которую она когда-то читала им вечерами. Они не замечали ее пафоса, а она – слез в своих глазах; их просто убаюкивал ее сладкий голос, и я укладывал их, почти сонных, в постель.
*
На похоронах в Дангю наши друзья Николя и Софи пели ее любимый псалом. Я уселся поглубже в кресло. Робер-Жан держал меня за руку. А затем заплакал. Летиция обняла его за шею. Гроб Беатрис украшали нежные розовые фиалки, которые прислал мой друг. Пол был усыпан тысячами белых цветов. «Утри слезы и не плачь, если любишь меня».
Беатрис, сущая на Небесах...