Но чей-то взгляд я чувствовала на себе постоянно. Стало тревожно и нехорошо… и как будто душно, словно собиралась гроза.
Габриэль решительно толкнула дверь. Звякнул колокольчик, вырывая меня из болота моих страхов, и я поспешила вслед за подругой.
В самом деле, отчего я так испугалась Дэвлина? А даже если бы он меня и узнал, что с того? Я больше не их служанка, я – адепт замка Бреннен. И ничего он мне не сделает, даже если захочет.
* * *
Раньше меня частенько посылали в деревенскую лавку, то за холстиной, то за горчицей, то за леденцами для Милки. Бывало, приду и топчусь долго у порога, потому что башмаки грязные, а босиком тоже не хочется по плохо струганному полу… А потом бегу домой с этим хрустящим пакетом коричневато-прозрачных леденцов и зубы до хруста сжимаю, чтобы не залезть в пахнущий мятой сверточек и не утащить парочку. Этого делать нельзя, поскольку лавочник знает, что матушка всегда покупает ровно тридцать конфет, и матушка знает, что лавочник их точно отсчитывает. Поэтому, если хоть один пропадет, быть мне битой, и я бегу, спотыкаюсь, чтобы поскорее избавиться от этих проклятых леденцов, чтобы не видеть их и не ощущать навязчивый аромат. У матушки рука тяжелая, конфеты того не стоят.
Воспоминания нахлынули, плеснулись едкой волной, я по привычке задержалась на пороге – привыкла, что башмаки грязные! – и даже съежилась, невольно ожидая окрика лавочника, но… вместо этого услышала шепот Габриэль:
– Ты чего, Ильса? Это всего лишь лавка, проходи.
Навстречу нам выплыла богато одетая дама средних лет, в платье из темно-коричневого искристого бархата с белоснежным воротничком и манжетами, с прической буклями. Все в ней было с оттенком шоколада: и глаза, и волосы, и платье.
– Чем я могу вам помочь? – голос приятный, глубокий. А у меня в ушах все еще вопли нашего деревенского лавочника, словно доской по ржавому тазу.
Так странно. Я уже несколько месяцев в Бреннене, а все не могу забыть.
– Нам с подругой нужно обновить белье, – весело сказала Габриэль. – Покажите нам, пожалуйста, что-нибудь… что мужчинам будет нравиться.
Я глянула на нее с невольным удивлением, но потом вспомнила, как они с Альбертом держались за руки. Неужели Габриэль отважится на что-то такое?
Но подруга хранила такой безмятежный и беззаботный вид, что даже спрашивать стало неловко. А потом шоколадная дама принялась вываливать на нас груды роскошных вещей, каких я не видела никогда в жизни. Габриэль с удовольствием пропускала в пальцах шелка и кружева, нижние сорочки, тонкие, словно паутинка, панталончики, отороченные широким кружевом, шерстяные чулки, которые хоть и были теплыми, но при этом оставались тонкими и гладкими на ощупь. Через некоторое время, валясь с ног от усталости, я все-таки выбрала себе несколько нижних рубашек, панталон и две пары чулок. Расплатилась и ждала, глазея в окна на пеструю толпу, пока Габриэль заканчивала примерку корсета.