Мне было душно. Никогда прежде не замечала, что в больнице настолько затхлый воздух. Впрочем, сейчас было очень жарко на улице, и я понимала, что не стоит ждать благодатной прохлады в здании. Правда, автомобиль роботизированным голосом сообщал всего про двадцать семь градусов по Цельсию, но мне казалось, что там все сорок, и сердце так гулко колотилось в груди, словно стремилось немедленно подтвердить все мои предположения, и чем страшнее, тем лучше.
Мама вроде бы чувствовала себя неплохо, и это сейчас самое главное. А то для неё любые климатические изменения могут закончиться очень плохо.
— Как чувствуете себя? После перелета нет дискомфорта? — Анатолий Игоревич серьёзно взглянул на мою маму. — Немецкие коллеги, конечно, утверждают, что вы готовы порхать, как птичка.
— Так и есть, — утвердительно кивнула Алевтина, кажется, собирающаяся уже после приема у врача броситься искать себе работу.
— Но я думаю, мы всё-таки постараемся поберечься, — немного виновато улыбнулся мужчина. — В таком деле лучше перестраховаться.
— Вот и я так считаю, — вклинилась я, опуская ладони маме на плечи. — Доктор Клаус передал документы, — я добыла из сумки нужную папку и передала её Анатолию Игоревичу. — Там на английском, но, если нужно.
Я хотела предложить свои услуги по переводу — всё же, мой английский был гораздо лучше, чем мой же немецкий, — но мама уже успела произнести:
— Я переведу, что будет нужно.
Анатолий Игоревич расплылся в улыбке, совершенно не врачебной. Он вообще, как мне вдруг показалось, смотрел на маму не просто как врач, а ещё и как мужчина, оценивший её женскую привлекательность. Я ни с того ни с сего вспомнила о том, что он был свободен — как, собственно говоря, и моя мать.
Мама же и вправду расцвела с момента операции. Сначала она, конечно, была бледной и истощенной, но со временем поправилась, набрала вес, перестав напоминать живой скелет, и её красота вернулась почти в полной мере. Конечно, она всё ещё быстро уставала, но это ведь только первый шаг! Я могла себе представить, как будет выглядеть мама через два месяца, если мы продолжим в том же духе.
Врач, наконец-то отведя взгляд от Алевтины, уткнулся носом в документы. Несколько раз он тянулся к мобильному, очевидно, чтобы перевести то или иное слово, но, вспоминая о том, что у него есть помощница, обращался к матери. Я даже не заметила, когда мама успела придвинуть стул чуть ближе к столу и вместе с Анатолием Игоревичем рассматривала документы, переводя те или иные термины. Наклоняясь друг к другу, они иногда случайно соприкасались лбами и, спешно отклоняясь, улыбались. Я не могла избавиться от ощущения, что наблюдаю за влюбленными, которые пока что из-за стеснения не способны дать волю собственным чувствам, но, возможно, вот-вот позволят себе маленькое послабление и будут улыбаться уже не украдкой.