Секретно было предписано набрать детей еврейских от 10 до 14 лет и поставить их по два за одного рекрута. И вот секретно же истребованы были у раввина списки детей означенного возраста, секретно тот же раввин доставил из жидов десятка два оборвышей и негодяев, секретно по указанию этих лапсердаков (как их звали их же единоверцы) ночью поставлены были караулы у всех домов, занятых евреями, и перед рассветом, уже не секретно, а явно сделано было нападение на эти дома. Не успели и опомниться эти евреи, как все их дети были уже взяты и загнаны в назначенные в разных местах города сараи. Когда уже совсем рассвело, крик евреек несколько успокоился, и на улицы показались и евреи, тоже большею частью полуодетые, без шапок, только в ермолках и много тоже босиком. Они уже не кричали, не выли, а тряслись, как в лихорадке, и безумно метались из одной улицы в другую. Вот один схватил себя за пейсы и покачивает голову то вправо, то влево, вот другой вцепился обеими руками в свою бороду, а там третий вперся лбом в фонарный столб и стоит неподвижно. Страшная, потрясающая и вместе с тем отвратительнейшая картина! Кто видел ее, во всю жизнь не забудет. Сомневаюсь, происходило ли что-нибудь подобное при нашествии галлов и с ними двунадесяти язык!
В продолжение дня суматоха несколько раз возобновлялась. Из сараев под многочисленным конвоем стали выводить жиденят в изорванных только рубашонках и босых в рекрутское присутствие. Отцы и матери бежали и впереди, и сзади, и по сторонам конвоя. Крик, визг, рев опять сливались в один какой-то громкий и протяжный стон, какой-то адский вой, который ни Мейербер[104] в Роберте Дьяволе, ни Берлиоз[105] в Фаусте не выразили и не могли бы выразить никаким сочетанием звуков, хотя бы имели под рукою вдвое большее число музыкальных инструментов. Я видел, как одна мать прорвала цепь конвоя и схватила свое детище. Солдаты немилосердно били ее прикладами, и она лишилась чувств, но так крепко ухватилась за плечо ребенка, что не скоро и с большим трудом могли разнять ее сжатую пясть. Жиденок визжал от страха и от боли, вся рука его вздулась и побагровела, а на плече видны были темно-синие следы пальцев.
Не знаю, как подействовало на других это бесплатное драматическое представление, данное генерал-губернатором кн. Хованским и режиссером правителем его канцелярии Глушковым, но я с тех пор начал впадать в какое-то тетаническое состояние при каждом отчаянном крике или стоне женщины; и тогда же при всем своем чуть не детском возрасте сознал, что к военной службе я не годен и что не бывать мне никогда не только храбрым солдатом, но даже и храбрым генералом.