Но были и настоящие трагедии без комического оттенка.
У одного моего знакомого, жившего за шоссейным мостом, в доме священнической вдовы Слижевской, я увидел старичка, служившего пономарем в Свято-Духовском женском униатском монастыре базилианок. Он сидел скучный, понуривши голову и почти не обращая внимания на окружающих его лиц и их разговоры.
– Ну, что, Иван, сидишь, повеся нос, не поможешь ведь ничем. Ни слезы, ни стоны ни к чему не придадутся. Вот, выпей рюмочку, авось будет легче, – сказала хозяйка дома, поднося ему налитую рюмку.
Он выпил и сидел молча по-прежнему.
Выпил потом и другую, и третью, пока, наконец, язык у него не развязался.
– Охти, завтра пятница, завтра будут пороть мою бабу!
Начались расспросы, из которых выяснилось, что в числе монахинь-базилианок оказалось несколько таких, которые протестовали против повеления сделаться православными. Их заперли особо. Нашлось еще в городе несколько женщин, большею частью старух, последовавших их примеру; и тех засадили туда же. В числе их была и жена Ивана. Их там увещевали не словами, не поучениями (да и откуда было взять эту дребедень?), а постом и физическими средствами. Каждую пятницу в воспоминание страданий Спасителя их отечески посекали розочками.
Бедный старик заливался слезами, а слезы запивал водкой.
В городе рассказывали про страшные страдания, которым подвергались базилианки в Полоцке и Мяделе. Но они до того ужасны, что выходят из пределов вероятия, и, без сомнения, сильно утрированы. В Витебске их только посекали и то с благою наставительною целью.
Разнесся было даже слух, что две базилианки бежали из монастыря и при помощи шкловских евреев-контрабандистов перебрались в Пруссию. Потом явилась в Рим знаменитая Макрина Мечиславская[118], но она не могла быть одною из тех двух, потому что, как мне это хорошо известно, никакой монахини Мечиславской в Витебске не было.
Вскоре и базильянские школы были закрыты. Учителя латинского языка Копецкий и физики Зенкевич отправлены в Москву для слушания там профессорских лекций, прочие были разосланы в разные местности. Уния в 1835 году в Витебске уже сделалась только преданием.
Но предания нескоро умирают в народе и иногда как бы просыпаются. Что-то подобное случилось в 1878 г.
На север от Витебска простирается огромная песчаная равнина, носящая имя Песковатика. Это голая пустыня. В одном еле-еле пробивающемся из песка ручейке весенняя вода отмыла берег и обнажила большой валун. Не плоский, почти отвесный в сажень вышины поверхности его суеверные жители нашли изображение какого-то святителя и даже какую-то загадочную подпись внизу. Надобно еще взять во внимание и то обстоятельство, что тут же, в виду Песковатика, несколько выше под Двине, стоит опустевшая и превращенная в пороховой склад небольшая церковка, построенная, по преданию, на том месте, где тело убитого в Витебске Иосафата Кунцевича