— А теперь как же ты думаешь пробраться в Астраханскую губернию?
— А как: известно, попадусь здесь, меня и отправят этапом; да ещё и одёжу казённую дадут.
— Что-ж ты там думаешь делать?
— Там я найду на свою долю работы, Слава Богу, сила есть.
Действительно, у Павлова сила есть; посмотреть па него — залюбуешься… Высокого роста, хорошо сложенный, с правильными очертаниями лица и выразительным взглядом, он выглядит положительно красавцем: к тому же не глуп и все-таки кое-чему научился. Невольно пожалеешь, что такой молодец пропадает.
Павлов почти совсем отшатнулся и от своих родных. Однажды как-то он пьяный пришёл и стал требовать от них денег, но отец не дал столько, сколько он просил, и Павлов пригрозил на отца: «я тебя, — сказал он, — когда-нибудь поймаю и зарежу». С тех пор отец стал его опасаться, и когда Павлов приходит к нему, то хотя и даёт ему иногда по несколько рублей, но к себе в квартиру не впускает, несмотря на то, что Павлов, после этого всем говорил, что пригрозил отцу сгоряча, вовсе не имея намерения привести когда — нибудь свою угрозу в исполнение.
15
Кстати будет сказано несколько слов о «Лютом Стрелке» — Чернове.
Он — кронштадтский мещанин и тоже был наборщиком. Он долго жил в Вяземском доме, но потом сошёлся с одной швейкой, также проживавшею в этом доме, и женился на ней. У жены его есть старуха, которая живёт чуть не с детства у каких-то господ в услужении. И вот она, обрадовавшись, что дочь её, которая прежде вела разгульную жизнь, выходит замуж, дала ей приданное. Старуха повытаскала сберегаемые десятками лет в сундуках её разные вещички — платье, бельё и прочее, и, кроме того, отдала скопленные её долголетней службой триста рублей. Конечно, на первое время молодые выехали из Вяземского дома и наняли комнату; но так как и сам Чернов и его супруга, оба были пристрастны к стаканчику, то скоро прожили всё приданое, и менее чем через полгода Чернов опять очутился в Вяземском доме.
Он жил в номере на нашей лестнице. Однажды он взял у хозяйки пальто, чтобы сходить на работу и пропил его. Хозяйка подала на него жалобу мировому судье, и Чернова за растрату приговорили к четырёхмесячному аресту в тюрьме и затем лишили столицы на три года. Его выслали на место приписки — в Кронштадт.
Там он не мог найти себе работы, кормиться же чем-нибудь было нужно, то он пробовал ходит на выгрузку пароходов. Хотя Чернов и очень здоровий, высокого роста плотный мужчина, но всё-таки эта работа ему показалась тяжела, при том же она не так выгодна и непостоянна, а потому он решил возвратиться опять в Петербург без паспорта. И вот теперь нет ещё и двух лет, как Чернов лишён столицы, а он уже тринадцать раз возвращается в Петербург и тринадцать раз его отсылали обратно этапом в Кронштадт. В первое время, когда он приходил сюда, он ещё кое-где работал: в мелких типографиях, или таскал дрова, бил сваи, чистил площади и т. п.; но потом приучился «стрелять», и нашёл, что это выгоднее всякой работы. «Стреляет» он на ходу и на якоре, т. е. садится где-нибудь на корточки, снимает с себя фуражку, кладёт в неё копейку и кланяется каждому проходящему. Чернов «стреляет» отчаянно. Он выбирает самые людные места, например, на Садовой улице, на Забалканском проспекте, и достаёт очень много, иногда за час, за два, он тащит уже рубля два и более; за это его и прозвали «Лютым стрелком». Настрелянные деньги он несёт в Вяземский дом, где у него проживает жена, и здесь с нею и со своими приятелями-наборщиками пропивает.