И Леся счастливая сложила из лиан восторженное: «Берем?»
И вот любая лесная ведунья на месте моем сказала бы «Да», и взяла бы бесспорно. А я ведьма. Я на девицу ту посмотрела и поняла-почувствовала — не её это дитя. Она вообще не рожала ни разу!
«Леся, сколько дней дитятке?» — спросила у Чащи.
Чаща-то моя Заповедная, она на детях помешанная, она всех детей окрестных знает, и даже всех беременных матерей.
Леся, призадумавшись, ответила цифрой четыре.
Значит четыре дня отроду.
«А кто у нас рожал четыре дня назад?» — полюбопытствовала.
Тут Леся долго не думав, выдала мне пять образов находящихся на сносях дев. Первой была дочь кузнеца Варя — косая сажень в плечах, калёная сталь в глазах, кулаки пудовые. У такой кто дитя украсть попытается, тот далеко не уйдёт. Второй девой была Путята — девушка милая, добрая, часто у меня в Заповедном лесу ягоды да травы собирала для матери, такая дитятко отстоять не сумеет, да только муж у неё брат Вари и сын кузнеца. И пусть имя у него тихое Тишило, зато характер как и у сестры, а кулаки поболее будут, и удар поставленный — года два назад на него разбойники напали близ деревни. Леший у меня быстрый, шустро на помощь кинулся, да только если кому и помогать пришлось, так это разбойникам. Третья дева Неждана. В Веснянках она была чужачкой, муж жену из похода военного привёз, любил и берёг зело сильно, тяжелой работы не давал, от того невзлюбили девушку в деревне, ох и невзлюбили. Что ж, кажется я уже знаю, кто мать.
«А что, Леся, дитятко хочешь?» — вопросила я.
Леся хотела, но уж сама поняла — не чисто тут дело.
«Вот и бери себе дитятко, — милостиво разрешила я. — Воспитай, как полагается, да посуровее с ней будь. Тут ведь вот какая незадача, Леся, родители её воспитали явно паршивее некуда, придётся тебе перевоспитывать».
И поднявшись, взяла я клюку, свою взяла, а клюку Гиблого яра пришлось взять лешему, за ней покудова особый присмотр нужен был.
Я же иллюзию на себя накинула, да клюкой оземь ударила, тропинку заповедную открывая.
* * *
Когда перенеслась на опушку леса, Леся уже за дело принялась со всем тщанием — девица подлая была спелёнута, в рот, орущий, наиболее удобственную шишку вместо соски ей Чаща приспособила, а малыш орал звонким голосом недавно в мир рождённого. Подошла, подняла, подержала на руках, разглядывая — хорошенький карапуз, славный и справный. Такого бы беречь и любить, но нет пределов злобе завистью порождённой. Улыбнулась я мальцу, тот беззубой улыбкой улыбнулся в ответ, на душе теплее стало. Прижала его к груди, клюкой оземь ударила, да и перенеслась к Веснянкам, да не со стороны ворот и тракта торгового, а туда, где лес мой так нечаянно увеличенный в размерах, до самих домов крестьянских подступил.