Вот только цвели они уже свой последний раз, и цвели и отцвели!
И замерла я.
А вот маг нет — сжал в объятиях крепких, губы безвольные поцелуем согреть пытается, а момент упущенный вернуть, хоть на миг, да не вернётся уж, и Агнехрану пришлось это принять.
Остановился он, в глаза мои заглянул, да и спросил:
— Что не так, ведьма ты моя лесная?
Улыбнулась невольно — хорошее было прозвище, где-то даже самое правильное. Только проблема одна имелась, и сказать о ней следовало.
— Послушай, маг, — на его руках я вольготно лежала, и будь воля моя, может и ещё бы полежала, да только… — Ты гордый, охранябушка, ты шёл даже когда ходить не мог, ты за топор взялся, когда руки ещё дрожали, потому что должен быть не хотел.
И сказав это, поднялась я. Не сразу, и не надолго — пришлось обратно на траву сесть, голова кружилась, пить хотелось, а ещё плакать от чего-то.
— Веся, что ты сказать пытаешься? — тихо спросил Агнехран.
Что я сказать пытаюсь? То, что уже говорила, а ты не услышал или услышать не захотел.
И посмотрела я в глаза тёмно-синие, такие тёмные и такие синие, улыбнулась безрадостно и сказала честно:
— Вот и я не хочу должной быть тебе, Агнехран-маг, а потому сразу скажу, уж не помню в какой раз — не выйдет у нас ничего. Ты хоть и старше меня по годам прожитым, да только я тебя старше на целую жизнь, пойми это. Ты на себя посмотри, охранябушка, ты ещё молод, вся жизнь у тебя впереди, а я хоть и молода, но жизни у меня больше нет.
Странно поглядел на меня архимаг, да и произнёс:
— Speculo.
Да и заискрилось по приказу его в пространстве зеркало. Большое, гладенькое и от того хорошо всё отражающее. И вот отразило оно — меня. Меня, да только почти прежнюю. И глаза мои цвет свой прежний вернули — сине-зелёные стали, и тьма вся исчезла, и даже губы вместо чёрных теперь были красные. Уж зацеловал так зацеловал, и вот как мне сейчас лешему моему показаться?
— А вообще это странно, — заметила я, придвинувшись ближе к магу и оперевшись на ногу его, в колене согнутую.
Тяжело мне пока даже сидеть было.
— Согласен, — согласился охранябушка, да к себе притянул, чтобы на него опиралась-откинулась, на грудь его широкую, на плечо сильное.
Так оно было удобнее, а то совсем я что-то ослабела-то.
— Губы словно огнем горят, — вздохнула я, пальцами осторожно к устам прикасаясь.
— Прости, переусердствовал, — покаялся не слишком искренне охранябушка.
Простила уж, да и не злилась вовсе. Хорошо мне с ним было. Хоть и знаю, что маг, что веры им нет, что ничем хорошим это всё не закончится, а только… хорошо мне с ним было, здесь и сейчас, так бы вот сидела бы и сидела.