К тому времени вернулся уж водяной ко мне, вампиры с волкодлаками ушли пировать, благо Савран и сегодня успел обернуться со товарами, а вот я сидела, всё так же напряжённо за ситуацией следя.
— Получилось же, Веся! — рывком воду покидая и гарным парубком на берег присаживаясь, сказал водяной.
— Получилось, — прошептала я, глаз от изображения не отводя. — Да только, Воденька, в прошлый-то раз и у меня всё получилось… А чем закончилось?
Понял меня водяной.
Ни слова не говоря, соскользнул в воду опять, да и помчался туда, где помощь его в любой момент могла понадобиться. Не покидала поста своего и я. Тревожно мне было. Тяжело на душе. Чувство такое — вот только отвернусь, так и случится беда. Вот прямо тот час же случится.
Одно хорошо — горели деревья, горели ярко, от того видеть я всё могла, на посту и совы, и вороны, и орлы были. И пусть без клюки сложнее-то было, но перемещалась я от одной птицы к другой, всё за аспидушкой следуя, из поля зрения его не выпуская. И пусть условились — не раньше двух ночи вмешиваться, а чуяло сердце ведьминское, беда будет.
Вот только какая беда?
Аспиды — неуязвимы почти. Почти… Сунься он в сам Гиблый яр уничтожили бы, а так он уже фактически на территориях болот Заповедных был, то другое дело, и всё же… Не то что-то было. Не так. И ведуньи что отступили безропотно, и нежить, что в какой-то момент атаковать вовсе перестала, а самое главное — тишина. Лес, Гиблый яр, он тишины был полон. В нём кто-то был. Кто-то не родной ему, пришлый, от того и тишина такая. И хоть взглядом птичьим, а видела я злобу. Чуяла ярость и ненависть.
И дрожала, грызя ногти, да чувствуя, как от слабости шатает уж, но с поста своего даже не сдвинулась.
Чуяла я беду. Чуяла. Всем своим ведьминским чутьем ощущала. И вот коли была бы лесной ведуньей как полагается, тут уж разум слушалась бы, а разум говорил — наша победа, топи страшные по границам, полоса выжженная ту границу ещё безопаснее делает, а аспиды они ж неубиваемые. Но то разум.
А сердце от предчувствия дурного сжималось.
Вот сердце то на беду и указало.
Как среагировать успела — то не ведомо.
Да только блеснула игла в свете ветвей догорающих, я браслет обручальный сжала, да и что силы было, на себя дернула.
И последнее, что увидала — как игла та в дерево на болоте, аккурат там, где плечо аспида было назад мгновение, впивается. Да от одной лишь иглы, что и швейной в размере уступала, чернеет дерево, скукоживается, и опадают на землю даже не листья — ветви падают.
А большего увидать не смогла — навалился неподъёмной тяжестью аспид на меня, я от боли вскрикнула, он скатился мигом, от тяжести своей избавляя, да и замерли мы — я на земле распластавшись, он сверху, на руках вес свой удерживая, да на меня глядя так, словно вообще увидал впервые.