Явился Лысак. Запыхался. Пот — градом, не успевает вытирать его с загоревшего лба платком. Спешил человек. Лысак был довольно тучен, но при всем при том подвижен и даже чуточку суетлив. Помня характеристику, какую ему дал Сомов, я внимательно присматривался, невольно карауля момент, когда проявит себя хваленая мужицкая смекалка и рабочая хитрость. Но что-то не замечал ни того, ни другого. «Видимо, условия не те», — решил я.
Беседу с Лысаком вел в основном Федор Николаевич. Я слушал. Вопросов почти не задавал. Лысака я встретил впервые, и мне хотелось по профессиональной традиции на первых порах просто присмотреться, привыкнуть к человеку. А вопросы… Для них еще приспеет время.
Когда Лысак ушел, Сомов спросил меня:
— От нас, будущих подпольщиков, на данном этапе какая-нибудь помощь нужна?
Я рассказал ему о странностях, связанных с деятельностью ракетчиков-сигнальщиков.
— В Светловском районе их выявлено и задержано предостаточно. Сигналили они множество раз, а вражеские самолеты по-настоящему еще не бомбили ни станцию, где скапливаются воинские эшелоны, ни сам город, имеющий стратегическое значение.
Сомов понял мою тревогу:
— Замышляют что-то пакостное.
Я попросил его мобилизовать городские группы самообороны, а также всеобуч на борьбу с ракетчиками-сигнальщиками.
— Пусть местная газета поместит хороший материал о тех, кто отличится в этом деле, — посоветовал Белоконь.
— Надо заставить нервничать хозяина передатчика. Пусть у него вызревает опасение, что патриоты вездесущи. Он начнет принимать какие-то меры, активизируется, — согласился я с ним.
Четыре тяжелых контейнера
Поехать в Ивановку вместе с Сомовым и Белоконем мне не довелось. Меня в кабинете у председателя райисполкома разыскал капитан Копейка и сообщил:
— Товарищ полковник, к вам прибыла военврач Неделина. Она по поводу того госпиталя, в котором оперировали Сугонюка.
Пришлось извиниться перед Федором Николаевичем. Он отпустил меня:
— Мы всегда предпочтение отдаем тем делам, которые неотложны.
Я поспешил в отделение НКВД.
В кабинете капитана Копейки меня поджидала рослая женщина, одетая в форму военврача. Капитан Копейка тактично оставил нас вдвоем.
Военврач заговорила низким, грудным голосом:
— Меня прислали к вам как специалиста по госпиталю №35767. Я там работала врачом и была свидетелем его гибели. Любовь Ивановна Неделина, — представилась она.
Неделина! Неделиным было подписано медицинское свидетельство Сугонюка.
— Значит, госпиталь погиб? — спросил я, предложив Неделиной присесть.
— Да. Тридцатого июля. Наскочили фашистские танки, начали утюжить повозки с ранеными, расстреливать сараи, где находился медперсонал. Мой муж был начальником этого госпиталя. Он поднял над собою санитарный флаг и пошел навстречу одному из танков, намереваясь таким способом приостановить ужасную бойню. Танк вдавил его в землю. Меня усадили в одну из машин с ранеными. Как вырвались из этого ада, не представляю, я тогда потеряла сознание.