И даже в этом кромешном аду находились заключенные, которые пытались сопротивляться, давать отпор мучителям. Так, женщины из Биркенау, которые работали на «АГ Крупп», где производились боеприпасы, тайно выносили с завода взрывчатые вещества. Каждый день печи крематориев на пару часов выключали, чтобы остудить, и обслуживающие их операторы, воспользовавшись этим перерывом, заложили в них взрывчатку. Когда печи включили, крематории взорвались. Целый месяц мы жили без крематориев и газовых камер. И были несказанно рады – ни дыма, ни запаха смерти! Но радость наша, конечно, была недолгой: печи снова построили, причем еще более мощные. И все стало только хуже…
КАК ИНЖЕНЕР-МЕХАНИК завода «ИГ Фарбен», производившего продукцию для немецкой армии, я отвечал за техническое обслуживание воздуховодов высокого давления, от которых зависела работа всего оборудования, и регулировал давление воздуха. Табличка, висевшая на моей шее, всегда напоминала о том, что, если где-то произойдет утечка, меня повесят.
Хотя к каждому станку был приставлен рабочий, я нес ответственность за двести единиц оборудования целиком и в отдельности. Я был единственным в лагере, кто умел ремонтировать манометры, обеспечивающие нормальную работу станков. Следить за всеми одновременно было просто невозможно, но я кое-что придумал: изготовил две сотни свистков и раздал рабочим, объяснив, для чего они нужны. Заметив, что где-то начинает падать давление, надо было свистнуть. Свисток – и я сразу бегу в нужном направлении исправлять ситуацию. Станки были самых разных типов и изготовлялась на них самая разная продукция – от боеприпасов до химикатов, но между всеми существовала взаимозависимость: если остановится один – остановятся и другие. И в таком случае мне гарантирована смерть. К счастью, за год моей работы ни один станок не сломался.
Ничто в жизни не поколеблет моей веры в возможность чуда: как-то за одним из двух сотен станков я увидел… свою сестру Хенни. Она прошла через «отбор» Менгеле и оказалась в женской части Аушвиц II – Биркенау. Я посмотрел на нее – и мое сердце сжалось и от радости, и от боли. Вместо красавицы с прекрасной кожей и дивными волосами передо мной стояла узница с обритой головой, в лагерной униформе, которая болталась на ее истощенном, измученном голодом теле. Какие страдания ей пришлось перенести! Последний раз мы виделись три месяца назад, когда сошли с поезда, – в день гибели наших родителей. Нам хотелось обняться, вместе погоревать, как-то поддержать друг друга. Но мы не могли даже нормально поговорить: если бы наша родственная связь открылась, нацисты и коллаборационисты наверняка нашли бы способ использовать это против нас.